Открытость сердца. Встреча: «сквозь себя» к Богу и человеку

Ф. Г.: – Да. Она жива там, у Бога. И это для меня утешение, больше, чем утешение, потому что на земле ей было труднее. Кроме того, так как она ушла так внезапно, то я смогла остаться здесь, в России. Я доверяю Богу и верю, что ей хорошо. Когда владыка сказал, что «она до того жива», тогда я успокоилась. Я молюсь за нее, конечно, хотя Герардина – это не православное имя, я не могу за нее молиться в храме. Но как есть, так есть. Чувства вины нет, только благодарность. Бог освободил ее от довольно тяжелой жизни.

Моя сестра умерла через три-четыре года, владыка умер через год, и потом умер отец. Так никого почти не осталось, и я смогла быть здесь и делать то, что нужно. В течение пяти лет все мои близкие умерли.

К. М.: – Знаете, мне одна мысль пришла в голову. Не знаю, может быть, она спорная, но я просто хочу поразмышлять. Вот мы с вами уже произнесли сегодня слова, которые владыка любил, – про свободу от обладания. А можно ли это применить к ближним: что и ближние иногда, уходя, в каком-то смысле освобождают нас для чего-то, и через это можно и их уход переживать более светло?..

Ф. Г.: – Согласна. Я знаю: то, что я сейчас делаю, это в каком-то смысле подарок от моей мамы, ее дар для тех, с кем я буду встречаться, кому помогать. Ведь я могу этим заниматься во многом благодаря ей.

К. М.: – Мне кажется, это очень совмещается с мыслью владыки о том, что наша память об ушедшем человеке – это продолжение его добрых дел. То, что ушедший человек зажег во мне свет, которым я дальше буду светить, – это будет моя за него молитва. И даже в этом смысле он не ушел, он продолжается во мне. Вы это имеете в виду?

Ф. Г.: – Да. Хотя у моей мамы роль была более пассивная: она дала мне возможность просто быть здесь, жить в России. И моя благодарность – это все, что я делаю, и я приписываю это ей, ну и владыке, конечно, и в первую очередь Богу. Но владыка всегда настаивал на том, чтобы мы вышли в мир и передали то, что знали опытно, то, что было нам дано. И в моем случае это больше относится к владыке, который во многом сделал меня той, кто я есть, и я могу стараться это передать другим. Да, он глубоко влиял на меня. Я была как губка, которая все впитывала в себя!

К. М.: – А как бы вы сформулировали, в чем главное, чему он вас научил?

Ф. Г.: – Я бы сказала – стремлению к молитве, к предстоянию перед Богом. Я всегда помню, как он стоял в алтаре, когда служил Литургию. Смотришь на него – полнейшая тишина, и даже тишина его тела, никаких лишних движений не было, и видно, как он молится даже телом. Предстоит перед Богом – и телом, и душой, и духом. Он стал и телом единым с молитвой… Я сознательно переехала в Лондон, чтобы научиться тому, как молиться, как быть «православной», то есть встать на этот путь к Богу, путь познания Христа. И владыка очень много нам давал. Я не так часто с ним встречалась, но из его личности, из его отношения к молитве, к людям, ко всему, многое, как мне кажется, как-то почти неосознанно вливалось в меня.

К. М.: – А в личном общении чем были ваши отношения духовного чада и духовника? Даже в своем рассказе вы упоминаете, что он сначала благословил, потом, из-за переживаний о вашей маме, не благословил… Ведь часто отношения с духовником очень легко можно воспринять как отношения подчинения. «Что мне делать?» – «Делай то-то и то-то». Каким владыка был в этом смысле духовником, в личных отношениях?