Открытый город

– Мне нужно поддерживать кровообращение, – сказала она, – в мои преклонные годы оно особенно важно. – Когда мы снова уселись, она сказала: – Знаете Гелиополис? Это в Египте, совсем рядом с Каиром. «Гелиополис» означает «город солнца», «солнечный город». Я вам уже говорила, что в Брюсселе остановлюсь у одного друга. Его зовут Грегуар Эмпен, и мы дружим смолоду – с двадцати лет, наверно; так вот, его дед построил Гелиополис.

Если будет шанс там побывать, не упускайте его. Место просто фантастическое, а Эдуар Эмпен (его еще называют «барон Эмпен») – тот самый инженер, который спроектировал и построил город. В 1907‑м. Это была настоящая столица роскоши: широкие проспекты, большие сады. Там есть здание под названием «Каср Аль-Барон» – «Дворец Барона», – выстроено по образцу Ангкор-Вата в Камбодже и одного индуистского храма – совершенно конкретного, не помню названия. И, знаете, теперь это самый фешенебельный пригород Каира; собственно, теперь он в черте города. Сейчас там живет президент Египта. Но у Эмпенов тяжба с египетским правительством, потому что часть Гелиополиса принадлежит им, и они пытаются восстановить права собственности или хотя бы получить компенсацию. В любом случае семья до сих пор богата, одна из богатейших в Бельгии. Барон Эмпен был великим промышленником – построил не только Гелиополис, но и парижский метрополитен, когда бельгийцы не разрешили ему строить метро в Брюсселе, и его сын тоже был промышленником. Внук, Грегуар, – человек скромный, не любит привлекать к себе внимание. Но у Грегуара есть брат, его зовут Жан, и у него совсем другая история.

Когда-то я до безумия обожала лыжи, и мой муж тоже, и все наши дети, – и мы ездили на Монблан с Грегуаром, Жаном и их сестрами, и катались в Шамони, в Межеве. Не в «Негеве» – это в Израиле, – а в Межеве, рядом с Монбланом, с Швейцарскими Альпами. У Эмпенов там было большое шале, и приезжали самые разные люди, знаете ли: Жан-Клод Аарон, Эдмон де Ротшильд, он из французских Ротшильдов. И… всегда улыбаюсь, когда вспоминаю… как-то приехала шведская королева, и она, бедняжка, приехала с мужем, и, знаете ли, она, по-моему, даже не догадывалась, что он голубой до мозга костей. Это было ясно всем, но она ничегошеньки не замечала, и они продолжали жить вместе. В общем, мы туда ездили, но не потому, что там бывали такие люди, – просто хорошее место для катания. А мне требовалось время от времени сбегать из Америки – этой ужасной, лицемерной страны, этой ханжеской страны. Иногда я ее просто на дух не выношу. Понимаете, о чем я?

Но давайте уж расскажу о брате Грегуара, Жане. Не такой смирный, как Грегуар, совсем наоборот: его страсть – заключать сделки, вращаться среди мировой элиты. Именно он унаследовал титул. Теперь он барон Эмпен, и гоночные машины, королевские семьи, друзья-миллиардеры… в этих кругах он как рыба в воде. Но – вот ведь бедняга – в конце семидесятых про него, знаете ли, писали все газеты. Знаете ли, в 1978‑м, если я не путаю, его похитили и два месяца продержали в плену. Грегуар и вся семья, естественно, переволновались. Похитители были французы, требовали то ли восемь, то ли девять миллионов долларов – сумма невообразимая, но для Эмпенов всё же скорее посильная. Семья соглашалась заплатить. Но в то время, в семидесятых, всё это десятилетие, похищения случались часто, и французские власти вели драконовскую политику: никаких переговоров, никаких выкупов. И тогда похитители… кажется, фамилия одного из них была Дюшато; забавно, что я это помню, но, сами понимаете, мы неотрывно, день за днем, следили за этой историей по газетам… Итак, Дюшато и его дружки заявили: деньги приносят свободу. Ну, скажу я вам, обхохочешься – они заговорили, как философы, но это было сказано всерьез, и, не получив денег, они отрезали Жану мизинец, положили в конверт и выслали по почте его жене. Отрезали кухонным ножом, без анестезии, и пригрозили за каждый день просрочки ампутировать другие пальцы. Но переговорщики ответили отказом, а похитители почему-то не осуществили угрозу. В конце концов полиции удалось заманить их в ловушку, и одного убили, а остальных двоих схватили, и Жан вышел на волю.

Вот что я вам скажу: для семьи эти два месяца были просто адом. А Дюшато, похититель, где-то написал: «Это хлипкие малюсенькие кусочки бумаги, но они значат всё, деньги приносят свободу». Если вы увидите Жана теперь – что ж, у него такая шишечка на месте, где был палец. Но всего страшнее, если спросить у Жана, была не эта ампутация, а холод. Насколько я понимаю, он два месяца ужасно мерз; его заставляли спать в палатке в нетопленой комнате. И держали в темноте, чтобы не опознал тюремщиков. Холод и тьма. Ради этих хлипких малюсеньких кусочков бумаги, так?

Наступило утро. Мы летели, и над нами была пелена облаков, а под нами – другая пелена облаков, и Европа была уже близко. Я попросил доктора Майотт рассказать побольше о ее детях.