Открытый город

Нам пришлось несладко, – сказал доктор Сайто, поздоровавшись со мной. – Я сплю здесь, в гостиной, вот на этом топчане. Мы подверглись нашествию клопов. «Красные мундиры» – так их когда-то называли в этой части страны, вам известно это выражение? Мы верили, что дезинсекторы решили проблему, но спустя восемь дней всё началось снова, с удвоенной силой, и мне пришлось выбирать из двух зол: либо эта комната с гремящими вентиляторами, либо эти маленькие твари меня сожрут. – Он указал на филенку над окном. – Они кусаются. Вот так: получают трехразовое питание – завтрак, обед и ужин, – пока взбираются по твоей руке; но, боюсь, теперь у меня не так много крови, чтобы еще и с ними делиться. Затем сложил руки на груди и продолжил: – Надеюсь, со дня на день дезинсекторы посетят нас снова. Но я воспрял духом, так что вы пришли в самый подходящий момент. Сегодня днем я выбрался на концерт Общества камерной музыки в Линкольн-центре. Исполняли кантату Баха – ту, что про кофе. Знаете ее? Так хорошо сыграли, что казалось, она написана сегодня. Она про отца, который беспокоится из-за жизненного выбора дочери. Таким образом, мы обнаруживаем, что как минимум за несколько столетий ничего не изменилось. В ту эпоху кофе был последней новинкой, и старики скептически относились к этому зелью и особенно – к помешательству молодежи на кофе. Вот бы они подивились, узнав, что сегодня пить кофе – в порядке вещей! И, скажу я вам, когда я сидел в зале, меня осенило, что от нынешних проблем с марихуаной это ничем не отличается. «Кофе, кофе, – пела девушка, – я просто не могу без кофе. Три раза в день – иначе я зачахну!»

Я сидел в кресле без подлокотников напротив профессора Сайто. Приятно было видеть его жизнерадостным и полным сил. Для меня это было счастьем. Руки у него были костлявые, холодные, с уродливыми венами, и я, подавшись вперед, взял обеими руками его пальцы в свои, стал массировать. В зимнем желтовато-сером освещении его квартиры, в пору лютой зимы его жизни мой жест был, казалось, самым естественным из возможных поступков.

– Извините, что я так давно не заходил, – сказал я, – пришлось много работать.

Он спросил:

– Вы только что вернулись из Европы?

– Нет, – ответил я, – вернулся в середине января и всё время вспоминал о вас. Но дежурства были на редкость напряженными. В следующие несколько месяцев будем видеться чаще – теперь стабильность восстановилась.

– Как шумно – думаю, сейчас мы можем убавить отопление, если вы не против. – Он окликнул сиделку: – Мэри, как вы думаете, можно убавить отопление? Собственно, полагаю, давайте лучше пока его выключим, – сказал он, поправляя плед на коленях. – Опять стало очень сухо – отопление очень сушит воздух в квартире.

– Как пожелаете, – сказала Мэри.

За несколько месяцев, пока я ее не видел, она, похоже, сильно располнела. Но в следующую секунду я смекнул, что она в положении, и это уже становится заметно. Мне казалось, что она уже не в том возрасте, – я бы дал ей сорок с хвостиком. Но верхний предел всё время сдвигается. Родить в сорок – больше не редкость, и даже в пятьдесят – уже не фантастика. Я перехватил ее взгляд, указал подбородком на ее живот и улыбнулся. Она улыбнулась в ответ.

– Мэри, воскресную газету принесли? О, принесли, хорошо – не пожелает ли Джулиус почитать старику вслух?

Я сказал: «С удовольствием!» и подошел к обеденному столу, где на стопке других номеров лежала газета. В квартире теснились бок о бок несколько коллекций: на стенах – бесконечное разнообразие масок с островов Южных морей: некоторые были из темного полированного дерева, другие ярко раскрашенные; на столе и около двери – штабеля газет за несколько месяцев, с нещадно перегруженных книжных полок молили о внимании сотни томов, на столе напротив входной двери сбились в кучу маленькие статуэтки и марионетки. Единственное, чего нет как нет, – осенило меня, – так это фотографий: никаких фото родственников, друзей или самого профессора Сайто.

Я зачитал вслух заголовки из «Нью-Йорк таймс» и первые два абзаца каждой статьи на первой полосе. Почти все статьи были про войну. Подняв глаза от газеты, я сказал:

– Почти невыносимо думать об этом – обо всех чаянных и нечаянных последствиях этого вторжения. По-моему, мы здорово влипли, меня не оставляют мысли об этом.