Отложенное самоубийство

Вот! Настоящий полковник!

Благодарим, сердечно прощаемся, выходим, садимся, едем.

Дождь на время выключили. Робкое солнышко согревает промокшую насквозь землю. Домой совсем не хочется. Плохое в нашей жизни почему-то происходит чаще, чем хорошее, поэтому нужно пользоваться солнышком, пока греет. По дороге Федя предлагает:

— Слушай, Вадим. Здесь рядом открылся новый винный магазин. У них сегодня презентация. Давай заедем, посмотрим, что у них есть. Может быть, купим себе пару флаконов?

Я согласно киваю.

Федя, немного поплутав в узких каменных улочках, паркуется на площадке перед новеньким одноэтажным зданием. На стоянке свободных мест почти нет. У магазина на ветру хлопают пестрые флаги, большие плакаты заманивают внутрь. Презентация.

В торговом зале народу немного. Гораздо меньше, чем автомобилей на парковке. Наверное, многие, оставив свою машину у магазина, отправились по другим местам. Немецкая смекалка.

Подходим к девушке, бесплатно угощающей всех желающих вином. «Что я для вас могу сделать?» Реклама — двигатель торговли. У девушки на выбор — красное, розовое, белое, сладкое, полусухое, сухое. Пробуем: Федя — сладкое, я — сухое. Потом наоборот. Сухое вино лучше. Берем по бутылке на брата и идем к кассе. Сегодня большие скидки. И так три дня подряд. Потом цена вырастет процентов на тридцать или больше. Кто не успел, тот опоздал! Суровый закон капитализма. И железнодорожных вокзалов.

Снова дома — с велосипедным колесом и бутылкой вина. Под бодрящий звон колоколов меняю колеса. Затащил велосипед на балкон и меняю. Через полчаса велик Лукаса обретает новую жизнь. Колесо, сделавшее «кря», уношу в подвал. Позже отправим на «шрот».

Нужно приступать к поискам Харуна. Как же найти этого афганца? Харун — это имя или фамилия? А может быть, то и другое? Я не силен в афганской ономастике. Воспользуюсь советом Крюкля и позвоню в Лейден. Может, удастся разыскать Густава Гоншорека?

Ищу в Интернете официальный сайт Лейденского университета. Контакты. Есть телефон для прессы и связи с общественностью. Я — общественность? Наверное, да. Звоню. Приветливый женский голос приветствует меня по-голландски. Говорит, как тот негроидный ангел-хранитель в Аалене. Вроде все ясно, но ничего непонятно. Голландский язык я знаю чуть менее, чем никак. С общего согласия переходим на английский. Этот язык я знаю лучше голландского.

Через несколько минут удается установить, что Густав Гоншорек действительно раньше работал в университетском медицинском центре. Теперь он на пенсии, но продолжает плодотворно трудиться в библиотеке. Ему можно туда позвонить. О’кей! Пруха. Гуд-бай!

Продолжаю напрягать Лейден. Звоню в библиотеку университета. В ответ на мою просьбу поговорить с мистером Гоншореком там чувствуется легкое волнение и невероятное желание помочь. Потом долгие поиски пенсионера. Не уснул ли он где-то между полок с книгами? Наконец в трубке невнятно бурчит старческий голос:

— Густав Гоншорек у аппарата!

Бинго!

Перехожу на немецкий язык. После голландского и английского он ласкает уши почти как родной. Краткое изложение истории с Кальтом, потом упоминание Харуна и Наджии.

— Я помню их, — обнадеживает меня Гоншорек. Он пускается в дальнее плавание по океану медицинских терминов. — Наджия умерла от туберкулеза, несмотря на… — следует долгое непонятное перечисление медикаментов и процедур. — Мне очень жаль, но все это было так давно.

— Меня больше интересует Харун. Где бы я мог его найти? — возвращаю Гоншорека в двадцать первый век.

— Насколько я помню, Харун был беженцем из Афганистана. После смерти матери его, наверное, выслали на родину, — разочаровывает меня старик.

Тупик. Все как обычно — сначала обнадежат, потом разочаруют. Жизнь — это не халва!

После пустого разговора с Гоншореком смотрю на монитор компьютера. Он помаргивает. Намекает на что-то. Словно говорит: «А может, и я на что сгожусь?» Хватаюсь за соломинку. Как голодная корова. Поищу следы Харуна в Интернете. Чем черт не шутит, пока Бог спит!

Пользуясь безлюдьем, радио в кухне гремит «You are in army now!». Заводная вещь группы «Status Quo». Машинально подвываю: «о-уо-уо!», пока набираю искомое имя на клавиатуре. Посмотрим. Так, есть Харун — исламский пророк, есть Харун — арабский халиф, есть Харун — турецкий писатель. Харуна — афганского беженца — нет. Значит, Бог не спит?

На турецком писателе компьютер завис. Недовольно смотрю на застывший экран. Техника! Когда захочет, тогда и обманет. А ты ее не обманешь.

Верещащий звонок. Шагаю к двери, старательно сохраняя равновесие. Главное в нашей депрессивной жизни — баланс. Кто это звонит? Джейсон уже сломал велосипед, а больше я никого не жду. Кроме двух маленьких привидений. Эти-то в любой момент могут заглянуть.