Отложенное самоубийство

Открываю. Смотрю сначала прямо перед собой — никого, потом вниз. Внизу стоит Джейсон номер два и лупоглазо пучится на меня, задрав голову. Еще один закадычный друг Лукаса — Лиан. Семилетний полунемец-полутурок. А может, и еще чего-нибудь «полу». Хотя вроде бы для еще одного «полу» места уже нет. Впрочем, дети не делят друзей на турков, немцев, русских. Это делают за них взрослые.

Объясняю Лиану, что Лукас далеко и приедет через две недели.

— А можно мне взять его велосипед?

Господи боже ты мой! Это я уже проходил. Ободранные руки саднит от гаечных ключей. Щедрость моей натуры очерствела, засохла и скончалась. Да у меня теперь воды для стирки возле моря не допросишься! Нет, но какие все-таки у Лиана умоляющие глазки! Незамутненные. Ладно, забыли. Бери велик, катайся. У Бажу на «шроте» осталось еще много старых колес.

Пока собираю себе комплексный обед из остатков продуктов, в мою просверленную голову западает гениальная идея. Идею зовут Лиза и Себастьян. Пожилые знакомые моей Марины. Я с женой был у них в гостях пару раз. Чинно пили чай, беседовали. Себастьян в Союзе отслужил в армии, получил образование, работал инженером в родном совхозе. Лиза трудилась в сельмаге. Дом — полная чаша, но уехали одними из первых. В Германии уже больше двадцати лет. Их дочь окончила здесь университет, стала биологом, вышла замуж за испанского врача. Теперь живет в Соединенных Штатах. Муж-испанец заключил там контракт на четыре года. Лиза и Себастьян летали к дочери в Штаты понянчиться с маленькой внучкой. После окончания контракта ждут дочь с мужем сюда. Уже купили для них рядом квартиру.

Я вспомнил, как Себастьян однажды за чаем обмолвился, что в начале своей германской жизни работал в здешнем центре для беженцев — «азюльхайме». Кстати, «азюльхайм» в Нашем Городке расположен возле «шрота». Несколько скучных краснокирпичных зданий, обнесенных сетчатым забором. Сегодня с Федей проезжали мимо. Может быть, Себастьян вспомнит Харуна? Придется снова запрягать Лану. Себастьян живет на другой стороне Майна, от Песталоцциштрассе далеко. Самому мне не добраться.

После обеда связываюсь по телефону с женщиной-кошкой. Лана чувственно выпевает в трубку:

— Халлёхен!

— Как дела?

— Мурррр-мяу, мой Повелитель!

— Сможешь меня свозить на неделе за Майн?

— В обмен на ужин? С десертом?

— Ты настаиваешь? По-другому рассчитаться с тобой нельзя?

— А что ты можешь мне предложить?

Я на мгновение задумываюсь.

— Ну, зимой я мог бы подарить тебе Новый год. А что ты хочешь сейчас?

— Песочные часы, а вместо песка чтобы бриллианты сыпались, — мягко смеется Лана.

— У меня таких часов нет. Только настенные ходики с кукушкой. Я — бедный писатель.

Лана почти шепчет — низко, с придыханием:

— Я радуюсь, что ты бедный писатель. Sorry. И грущу, станешь знаменитым — у тебя на меня не останется времени. Ты очень тщеславен, мой Повелитель.

Теперь смеюсь я.

— На мое тщеславие у меня денег нет.

— Это меня немного успокаивает. Парадоксально, но факт. Деньги — это такое субстанциональное препятствие… Значит, десерт?

Я понимаю, что вредное создание получает почти сексуальное удовлетворение от этого разговора. Но мне, как и любому мужчине, хочется быстрой определенности.

— Так мы едем?

— Конечно, мой Повелитель, как скажешь.

Наконец-то!

— Завтра вечером сможешь?

— Сразу после работы я, как всегда, жду тебя возле церкви.

Ну, что же. Лана определила меня в свои Повелители. Кошка всегда сама выбирает себе хозяина. Значит, так тому и быть.

— Тогда до завтра. Жду.

Жалобное мяуканье:

— Ну, хрюнтичек, поговори со мной еще немножко!

Но я неумолим. Повелитель же, ёшкин кот!

— Чюсс!

— Мурррр! Чюссхен!

Договорился. Что делать дальше? Постановляю отправить себя в душ.

Стоя под горячими водяными струями, думаю о том, что мне позарез нужно найти какую-то путеводную нить. Критически важно. Прочную нить, которая приведет меня к забытым могилам Ханса и Гретель. Возможно, тогда меня перестанут пугать призраки в саванах? Надеюсь, что Себастьян окажется этой самой нужной мне путеводной нитью. А если нет… Ну, тогда я даже не знаю!

После душа созваниваюсь с Себастьяном. Надо же предупредить человека, что завтра у него будут гости. Как известно, незваный гость хуже татарина. Или незваный гость лучше татарина? В общем, что так, что этак — татары в пролете. Себастьян не ликует, но и не против. Уже начинает меня ждать. «О’кей, чюсс! — Чюсс!»

Умирающие лучи заходящего солнца прощаются с Нашим Городком. Это не навсегда — только до завтра. Короткая смерть на одну ночь. С судьбой Ханса и Гретель никакого сравнения. Или с моей любовью к Виолетте. Там уж точно — умерла так умерла. А когда-то… Любовь до самопожертвования. Готов был ради Виолетты на все и немного больше. Пока не понял, что я для нее только подходящая среда для удобного существования. Так же, как и наш сын и все остальные окружающие. Паучиха. Прячется в камуфляже из людей.

Снова сижу на своем рабочем месте. Жду Агафона. Надеюсь, что он сегодня зайдет в Интернет. Тогда поговорим. Я привык к его приколам. Он к моим тоже.