Отложенное самоубийство

— Я сказал Крюклю, что хочу сделать официальное признание. Пригласили понятых, еще каких-то людей. Все было как в тумане. Так неожиданно свалилось на нас. Я заявил, что признаюсь в убийстве брата и сестры Райнер. Что это я был за рулем «Фольксвагена». В тот момент я вспомнил о «Баварском монстре», которого долгое время искали и не могли найти. У меня скопилось много газетных сообщений о нем. Я дал понять, что Ханс и Гретель — не единственные мои жертвы. Конечно, после такого заявления полицейские сразу все внимание переключили на меня. Нашли заметки в моем столе, еще что-то. Потом прибыла бригада криминалистов. Они начали исследовать «Фольксваген». Изъяли топор, которым я колол дрова для камина — иногда по вечерам мы любили сидеть у горящего камина.

Кальт снова замолкает, но я не даю ему уйти в себя. В его ужасное прошлое.

— Вы поверили, что это Беа задавила детей?

Он смотрит на меня. В глазах блестят слезы.

— Сначала поверил. Беа же сама сказала, что случилась страшная беда. Потом призналась Крюклю, что она виновата в смерти Ханса и Гретель.

— А сейчас?

— У меня было много времени, чтобы осмыслить случившееся. Сейчас я сомневаюсь, что Беа была искренна в своем признании.

— Почему вы стали сомневаться?

— Я множество раз все обдумал, сопоставил факты. Теперь у меня нет уверенности, что Беа убила ребятишек. Она находилась дома, когда произошла трагедия. Я же разговаривал с ней по телефону. С другой стороны, просто больше некому. И все же стопроцентной уверенности в невиновности Беа у меня тоже нет.

— А кто тогда, если не ваша жена? Сын?

— Невозможно, — с сомнением качает головой Кальт. — Генрих был настолько пьян, что не смог бы вести машину. Да и прав у него не было.

— Хорошо. И что вы сделали дальше?

— Я скрыл от полиции свою поездку к Наджие. Сказал, что после работы вернулся домой. Наш дом стоит достаточно уединенно. Рядом Ведьмин лес. Никто не видит, как мы уезжаем и приезжаем. Я сказал, что Генриха дома не было. Он уже отправился в пивнушку. Я поужинал и в девять опять уехал. На белом «Фольксвагене». — Старик усмехнулся: — «Баварский монстр отправился на охоту!» — так это окрестили газетные писаки. В Ведьмином лесу я встретил Ханса и Гретель, расправился с ними и в десять вернулся. Генрих приехал чуть живой. На автобусе. К моему возвращению он уже беспробудно спал в своей комнате.

— И вам поверили?

— А куда им было деваться? — небрежно поводит плечом Кальт. — Крюкль, конечно, все пытался перевести разговор на Беа. Мол, следы ведут в ее сторону. Жена, несомненно, была моей помощницей и пособницей. Не знаю, за что он так ее невзлюбил. Я доказывал ему, что действовал совершенно один. Чтобы отвести подозрения от Беа, признавался во все новых и новых убийствах. Фактически создал из себя серийного убийцу. Маньяка, которого на самом деле не было!

— Одним словом, оговорили себя.

— Выходит так, — соглашается со мной Кальт.

— Вы любили Беа? — неожиданно спрашиваю я.

Кальт молчит, смотрит на меня своими влажными глазами. Я догадываюсь, что он смотрит не на меня, а на фотографии за моей спиной. На женщину, ради которой пожертвовал всем. Потом он говорит — медленно, раздумчиво, почти чеканя:

— Любовь — это неправильное слово. Любовь — это когда все спокойно и безопасно. Радостный взаимный обмен энергиями. Я любил Беа, до тринадцатого июня девяносто первого года. В тот проклятый день моя любовь исчезла. Ее заменил долг — защитить, спасти самое дорогое, что у меня есть. Мою девочку. — Он кивает на фотографию: — Сейчас ей было бы шестьдесят. Старуха. Я не могу себе представить Беа старухой. Седой, с фарфоровыми зубами в стакане на прикроватной тумбочке.

Сложный разговор. Про самоотверженную и безоглядную любовь. По-моему, не дай бог так любить. Но это мое субъективное мнение.

Возвращаюсь к пропитанной кровью теме.

— Кто, по-вашему, убил Ханса и Гретель?

— Я уже не знаю. Я точно не убивал. Беа вроде бы находилась дома, когда дети пропали. Генрих был в пивной, в стельку пьяный. Но, кроме нас троих, никто не мог воспользоваться нашей машиной. Экспертиза установила, что Ханс и Гретель были сбиты именно «Фольксвагеном». Микроследы крови, волоски и прочее на автомобиле неопровержимо это доказывали.

— «Фольксваген» не был вымыт после наезда?

— Нет. Только наскоро вытерт тряпкой. Это могла сделать и Беа, конечно, но я сказал Крюклю, что это сделал я, чтобы скрыть улики.

— Ваша жена могла знать, кто совершил наезд?

Кальт задумывается, потом медленно отвечает:

— Наверное, но никому не сказала об этом. По крайней мере, я не слышал.

— А могла знать место, где спрятаны тела детей?

— Возможно, если, допустим, знала, кто убийца.

«Возможно, допустим». Никакого просвета!

— И где можно было захоронить трупы?

— Ну, подходящих мест много: лес, Майн…

— О’кей, герр Кальт. Как вы думаете, мне стоит поговорить с вашим сыном?

Старик снова хмурится и горько признается: