ОТМА. Спасение Романовых

Колчак смотрел, как приближается поручик, на ходу доставая из кобуры револьвер. А что, если это ошибка? Что, если Романовы не на судне? Что, если этот вестовой не один и кто-то еще в городе ждет от него сигнал? Поручик прошел мимо Колчака в камеру. Что, если действительно, не получив сигнала от этого вестового, Романовы снова растворятся в тайге? Этого нельзя допустить!

– Отставить! – приказал Колчак.

Поручик опустил револьвер, который уже нацелил в голову арестованному.

– Приведите его в человеческий вид. Вызовите врача, пусть поставит его на ноги. Ходить-то он сможет?

– Кости целы, – пожал плечами поручик.

– Больше никто его не должен допрашивать. И врача – немедленно.

– Будет исполнено!

– Суда готовить, но не выходить. Ждать особого распоряжения.

– Слушаюсь! – вытянулся полковник.

Тень царя, как тень отца Гамлета, снова замаячила на сцене. Его похоронили, отплясали на его могиле, а он воскрес. Немыслимо, невозможно. Полтора года Россия жила без царя. Революционеры, белые и красные, всё, что смогли, уже растоптали и растащили, а что еще осталось, делили между собой в кровавой драке.

Что же теперь? Попробуй объясни крестьянину, что такое Учредительное собрание. А вот царь-батюшка – это всякому понятно. И ведь возьмутся за вилы и поднимут на них и большевиков, и эсеров, и генералов добровольческих армий. Все, что говорят либералы-демократы о правах и свободах, народ просто пропускает мимо ушей, как неясный посторонний шум вроде стрекота кузнечиков на покосе, и верит только в царя. «Боже, царя храни» – вот что скажет народ.

Александр Васильевич Колчак, Верховный правитель России, никогда не уклонялся от исполнения своего долга, исполнит его и теперь: потопит это судно, явившееся по Ангаре из небытия. Но сначала он должен убедиться, что бывший царь и наследник действительно на борту.

Из записок мичмана Анненкова 15 сентября 1918 года

Я открыл глаза. Надо мной нависало коричневое брюхо какого-то нечистого животного – все в струпьях и нарывах. Я испугался: если это чудовище вздумает лечь, оно придавит меня толстым поганым брюхом, и я не смогу дышать. Прошло время, прежде чем я понял, что передо мной стена камеры в засохших пузырях коричневой краски. Потом я увидел сапоги. Они стояли прямо перед моим лицом – безупречно начищенные, из великолепной мягкой кожи. Я сделал усилие и сел, привалившись спиной к стене. К щеке прилипла солома – смахнуть не было сил. С трудом мне удалось запрокинуть голову, и там, в немыслимой вышине, я разглядел китель и лицо. Оно улыбалось. Погон снизу я видеть не мог.

– Ну вот, сынок, судьба тебе благоволит. Еще вчера ты был почти трупом, а сегодня личный гость Верховного правителя России.

Глаза у меня слипались. Офицер нагнулся и шлепнул меня ладонью по щеке:

– Ну, давай-давай, просыпайся. Ты теперь важная персона. Сейчас тебе супа принесут – настоящего куриного бульона. Поешь. Потом придет доктор. Ты хоть помнишь, что он колдовал тут над тобой всю ночь? Хороший доктор, добрый доктор. Даже слезу обронил над твоими ранами … Покушаешь, значит, супчика, получишь пару бодрящих укольчиков – и к Верховному чай пить с баранками. А пока будешь супчик кушать, хорошо-хорошо подумай, что ты скажешь его высокопревосходительству. Ты должен сказать ему всю правду, а не бесить его своим упрямством, как вчера моих офицеров. Ты понял?

Я подумал и сказал:

– Так точно, ваше … не вижу вашего звания …

– Вот какой молодец – настоящий служака. А я – полковник Пугачев, – он улыбнулся отечески. – Это ведь ваше судно ночью прорвалось через мост?

– Так точно …

– А ты в это время под шумок сошел на берег.

– Так точно …

Все было так: когда мы подошли к понтонному мосту через Ангару, охрана из нескольких чешских легионеров развести его отказалась, несмотря на предъявленный нами мандат сатанистов. Просто ночами разводить мост запрещалось, надо было вызывать буксир – сложная процедура. Тогда мы вчетвером разоружили часовых, никого не убив, впрочем. Порубили канаты, и течение само растащило понтоны в стороны …

– Сколько бойцов на судне? Взвод? Полурота? Больше ведь не поместится.

Я молчал.

– Пулемет имеется?.. Ладно. Давай поправляйся, ты еще послужишь родине. И не надо делать такое лицо. Ты же не у красных. Здесь все хотят тебе только добра, и твоему Государю – тоже.

– Какому Государю?

Полковник поморщился:

– Со мной ты еще можешь поиграть в конспирацию, но не советую с Верховным. Если ты не скажешь ему всей правды, я с тебя живого кожу сдеру и на барабан напялю.

На этом полковник оставил меня в покое. Вскоре принесли горячий суп, а потом пришел доктор. Он сделал мне укол морфия и еще чего-то, отчего я почувствовал себя человеком, а не отбивной котлетой, выброшенной на помойку. В голове не то чтобы прояснилось, но серый туман сменила легкая наркотическая дымка.