ОТМА. Спасение Романовых

– В случае успеха через четыре дня я буду ждать вас на той же пристани, где вы меня высадите. Если меня там не окажется, снова выходите в море и возвращайтесь к пристани еще через два дня. Мое отсутствие во второй раз будет означать провал миссии и враждебное отношение адмирала. В этом случае, по моему мнению, вам надлежит высадиться на восточном берегу Байкала и искать возможность сесть на поезд в районе Верхнеудинска.

– Согласен, – сказал Николай, – но с одной поправкой. Письмо адмиралу доставит мичман.

– Слушаюсь, ваше величество! – радостно вскинулся Анненков.

Остальные ждали разъяснений.

– Не поймите меня превратно, Александр Иваныч, речь, разумеется, не идет о каком-либо недоверии или сомнениях на ваш счет, – царь отечески улыбнулся Бреннеру. – Как раз напротив: вы нужны мне рядом как опытный, решительный и трезво мыслящий командир. Доставлять же депеши – дело молодых и отчаянных. Не так ли, мичман?

– Так точно, ваше императорское величество! Почту за честь лично представиться адмиралу! – звенел Анненков колокольчиком.

Николай не сомневался, что Анненков справится с заданием, но и Бреннер справился бы, и Лиховский, и Каракоев. Отправляя Анненкова, Николай надеялся отдалить его от дочерей наиболее безболезненным и естественным способом. Если миссия удастся и Колчак примет Романовых под свою защиту, Анненкова можно будет командировать к адмиралу в качестве офицера связи и тем самым удалить из ближнего круга. Если же миссия провалится, то Анненков, скорее всего, погибнет или пропадет на сибирских просторах. Нет, мичман нравился Николаю: честный малый, верная душа, но его отношение к дочерям … Ничего предосудительного он не делал, всегда был учтив, и все же выказывал княжнам особое, болезненное внимание, сам того не осознавая, причем всем четырем. Да еще этот инцидент у могил…

Из записок мичмана Анненкова 10 сентября 1918 года

Я поднялся на палубу – взлетел по ступенькам. Пароход хлопотал колесами на всех парах.

Вот удача! Колчак – Верховный правитель! Спасена Россия! И мы спасены! Возможно даже, Колчак оставит при себе Государя, предоставив ему и дочерям надежное убежище. А может, даст специальный поезд с охраной до самого Харбина. Да! Это было бы лучше всего!

Откуда-то выпорхнула Настя, подхватила меня под руку.

– Колчак – это хорошо?! Правда?!

– Правда. Это гордость флота! Он и ученый, полярный исследователь в молодости. Он поможет Государю.

– Наконец-то! – Она улыбалась.

– Надеюсь, вы теперь оставите мысли о монастыре?

– Отчего же мне их оставить?

– Теперь все по-другому. Адмирал разрешит положение наилучшим образом.

– Хорошо, – тряхнула Настя головой, – я, пожалуй, повременю с монастырем.

Счастье! ОТМА, неделимая, оставалась со мной!

– У вас такое лицо, будто вам очередное звание присвоили, – сказала Настя. – Что там у вас в голове?

– Я счастлив, что вы остаетесь.

– А вам бы лучше уйти от нас. Эти скачки с оружием вас погубят. Вы нездоровы, вам нужен покой.

Этот непрошеный диагноз, признаться, больно меня задел.

– Напоминаете мне о моей истерике на могилах? Я тогда действительно был болен. Но даже если и так, то что уж такого я совершил? Ну, выкрикнул в отчаянии, в горе несколько резких фраз …

Настя покачала головой.

– Вы кричали так страшно и не хотели уходить, встали на колени … Мушкетеры пытались оттащить вас, но вы сопротивлялись так яростно … Папа́ и остальные ушли, и сестры тоже. Только я осталась, развела костер недалеко от могил, кое-как уложила вас, вы бредили … Утром вы очнулись и бросились искать Распутина по кустам, долго там бегали совершенно не в себе. Напугали меня. Я пошла в лагерь за помощью. А когда мы пришли с мушкетерами, увидели, что вы взяли лопату и разрываете могилы!

– Что? Что вы говорите?!

В глазах Насти стояли слезы.

– Там лопата была спрятана – мы с сестрами ходили могилки обустраивать … так вы ее нашли.

– Не может быть!

– Сначала мы подумали, что вы раскапываете могилы. Бреннер даже приказал связать вас. А вы разумно так объяснили, что могильные холмики нужно сровнять с землей и засадить сверху дерном, чтобы он, Распутин, не мог найти могил, и никто не мог …

Ничего про лопату и могилы я не помнил.

– Боже мой …

– Но папа́ признал вашу правоту. Холмики разровняли и посадили поверх траву, будто там и не было ничего. Никто не найдет … а то мало ли что кому взбредет в голову.

– Да, мало ли что… – сказал я, а в воображении снова видел их тела… – Простите, мне нужно идти.

Я пошел куда-то, хамски повернувшись к Насте спиной. Не мог больше говорить с ней. Все это время я и близко не догадывался о своих безумствах на могилах, а мои спутники смотрели на меня именно с памятью о них. Боже мой, боже! Что это было со мной? Что теперь думает обо мне Государь?

И тут же, как нарочно, столкнулся с Государем, в задумчивости бредущим по палубе.

– Сегодня как-то тепло необыкновенно, будто все еще август, – сказал он.

– Так точно, Ваше Величество! – выпалил я с перепугу.

Государь улыбнулся и прошел на бак.

14 сентября 1918 года Иркутск