На девятый день, когда Татьяна сказала мне, что Они умерли, я пошел к могилам вместе со всеми. Как шли, не помню. Меня шатало, мутило, в моей тяжелой голове будто плескалась расплавленная смола.
Два холмика с березовыми крестами – верстах в двух от стойбища на возвышении в прозрачном лесу. Тунгусы ушли еще до похорон, и никто не узнает, чьи это могилы. Мы смотрели на кресты – и тут я услышал чей-то голос. Кто-то выкрикивал гадкие, резкие слова, винил всех в смерти Государыни. Оказалось – это кричал я:
– Вы думаете – это я виноват?! Я?! Вы допустили его к Государыне! Вы впустили демона к себе! А я убил его! Не смейте винить меня! Не смейте!
Я кричал в пространство, ни к кому не обращаясь, но все понимали, что вопли мои обращены к Государю. Не знаю, сколько это продолжалось. Потом я увидел, что лежу на траве у могил, кто-то меня поднимает, тащит, а фигура Государя удаляется. С ним уходят Царевны, но их только три. Настя осталась со мной.
Мы сидели у костра. Голова моя отяжелела, будто смола в ней загустела горячим свинцом. Стемнело, и мне почудилось, что кто-то смотрит на меня из зарослей. В темноте я не мог никого видеть и в то же время видел его каким-то особенным зрением – черного на черном. Конечно, это был он. Ведь тела его не обнаружили.
– Он нашел могилы, – сказал я.
– Что? Кто нашел? – испугалась Настя.
– Распутин. Он жив.
Настя вглядывалась в темноту.
– Там нет никого.
Я хотел встать – и не смог. Он смотрел на меня сквозь языки пламени. Мне казалось, это пламя пляшет у меня в мозгу.
– Ляг, тебе нужно поспать.
Я осторожно положил голову Насте на колени, смутно опасаясь, что обожгу их. Расплавленный свинец в голове вязко перетек в другое положение, и языки пламени бились внутри черепа. Заснуть я не мог: какие-то люди с оружием бродили в темноте среди костров. Суетились, кричали, что-то тащили на веревках из ямы, из глубины. Вытаскивали человека, тело, голое. Волокли по земле к кострам … Тело женское, белое … Вижу лицо. Государыня.
Хотел закричать, подняться, но держала неодолимая тяжесть.
Люди в черном складывали тела в ряд. В свете костров я узнавал лица: Государь, а дальше – Анастасия, Татьяна, Ольга, Мария … И мальчик … Лица свежие, будто живые. Их били прикладами. Я не мог это видеть, и не видеть не мог – не в силах был отвести взгляд, и глаза не закрывались …
Утром проснулся с тяжелой головой, но в ней ничего уже не плавилось и не горело. Костер погас. Насти рядом не было …
Сентябрь 1918 года
Ангара
Когда все вернулись на судно, Бреннер сообщил ошеломляющую новость: Временное Сибирское правительство низложено, к власти в Омске приведен адмирал Колчак, провозглашенный диктатором и Верховным правителем России. Это случилось еще неделю назад – как раз на следующий день после выхода судна из Братска.
Анненков пришел в восторг. Твердил, что теперь-то все будет хорошо, что лучше и быть не может.
– Это все меняет, – сказал Николай, в волнении прохаживаясь по салону. – Я намерен сдаться Верховному правителю и просить его содействия в отъезде за границу через Владивосток или другим путем. Таково мое решение. Со своей стороны оставляю выбор за каждым из вас – последовать за мной или идти своим путем.
После паузы заговорил Бреннер.
– Ваше величество, нам неизвестны сегодняшние политические взгляды и планы адмирала Колчака.
– Я знаю адмирала, – сказал Николай. – Он всегда был предан монархии. Это было мое решение – назначить его командующим Черноморским флотом в самый разгар войны. Я поддержал его после катастрофы с «Императрицей Марией». И в тот момент, когда многие командующие фронтов требовали от меня отречения, он прислал телеграмму с заверениями в своей верности. Александр Васильевич, без сомнения, человек чести, и я с легким сердцем готов вручить ему свою судьбу и судьбу моих дочерей.
– Простите, ваше величество, но Колчак объявил себя Верховным правителем. Это может повлиять на его взгляды, – сказал Каракоев.
– Господа! Это же Колчак! Его репутация на флоте безупречна. Какими бы ни были его теперешние политические взгляды, он исполнит свой долг перед государем! – возбудился Анненков.
– Мичман, вы прямо как гимназистка влюбленная, – сказал Бреннер. – Простите, ваше величество.
– Оставьте ваши казарменные шутки, капитан! – вспенился Анненков. – Простите, ваше величество!
Николай только усмехался добродушно, чего не было уже очень давно.
– И все же, ваше величество, я бы предложил сначала прощупать настроения и намерения адмирала, не выдавая вашего местонахождения, – гнул свою линию Бреннер.
– Как вы себе это представляете?
– Позвольте мне высадиться в Иркутске и доставить адмиралу ваше письмо. Поскольку ставка адмирала находится в Омске, мне понадобится двое суток, чтобы добраться туда по железной дороге и установить с ним контакт. Самое разумное для вашего величества – уйти на Байкал и провести это время в открытом море, где судно никто не будет искать. Да и поди поищи его на таком просторе …
– Как я узнаю о результате вашей миссии?