ОТМА. Спасение Романовых

В темноте он не должен был меня видеть, но увидел и – я глазам своим не поверил – поманил меня рукой. Я оглянулся на Лиховского – его рядом не было. А Распутин уходил от меня – неспешно. Я пошел следом, но догнать его не мог. Он заманивал меня куда-то. От запаха гари кружилась голова. В сизой дымке мерцали бесконечные цепочки костров. Земля до горизонта дымилась, будто сгорел весь город, весь мир. Черные люди поднимались из черного угля и снова сливались с ним. Дымные облака пересекали наш путь, изменяя пейзаж. Снова я видел нагие тела, распростертые, сияющие белизной на угольном поле в желтом свете костров. Черные люди что-то делали с ними – страшное …

Распутин оглянулся и посмотрел на меня пристально. Он что-то бормотал. Все теряло четкость: тела, костры и черные люди – все расплывалось …

– Где Анастасия? Где? Говори! – услышал я себя будто издалека.

Я открыл глаза и увидел, что Распутин стоит на коленях, а Лиховский упирает ему ствол нагана в голову.

– Говори, где Анастасия?! Убью! – повторял Лиховский.

Распутин, спокойный, умиротворенный, будто молился. Полы плаща, лежавшие на углях, уже дымились – он не замечал. Я помотал головой, стряхивая докучливый звон в ушах, и сказал:

– Как ты теперь называешься?

– Кошкин.

– Кошкин… – хмыкнул Лиховский. – Просто скажи, где Анастасия.

Я все еще не мог решить, какая из двух реальностей реальна: та, где мы с этим Кошкиным бредем в дыму, или та, где он стоит коленями на горячих углях. Уже занялись его штаны, но, кажется, он ничего не чувствовал. Полы плаща вспыхнули – он не шелохнулся.

– Встать! – приказал Лиховский.

Кошкин поднялся и не торопясь стряхивал голыми руками языки пламени, будто налипшие листья или комья снега. Потушенный плащ дымился. Брюки тоже обгорели, зияли дырами на коленях.

– Будет вам, господа, – сказал Кошкин. – Затем я и пришел, чтобы вам помочь. Анастасия в городской тюрьме. И я тут ни при чем. Когда они высаживались из лодки, чехословацкий патруль взял их на берегу.

– Откуда ты знаешь? – спросил я, чувствуя, что как-то уже утвердился в этой реальности.

– Знаю. И более того, я знаю, как ее вытащить, если вы мне поможете.

– Говори!

– Мы втроем явимся к начальнику тюрьмы и заберем Анастасию. Нужно только форму вам приличную добыть и побриться. Вы на дезертиров похожи. Я представлюсь помощником полковника Пугачева. – Кошкин посмотрел на меня. – Ты ведь знаешь полковника?

– Это тот, что приказал меня пытать, – пояснил я Лиховскому.

– Ну вот. Я – его помощник, вы – конвой. Начальнику тюрьмы я передам приказ полковника доставить Анастасию к нему в контрразведку.

– Устный приказ? – спросил я.

– Письменный. С его подписью.

– Покажи.

– Он появится, когда потребуется.

– Откуда?

– Не ваша забота.

– А в тюрьме знают, кто она?

– Там не решили пока, то ли расстрелять ее, то ли в сумасшедший дом отправить.

– Почему в сумасшедший дом? – спросил я.

– Потому что она выдает себя за Великую Княжну Анастасию.

– Стой здесь, – сказал я Кошкину.

Мы с Лиховским отошли в сторону.

– Надо попытаться, – сказал я.

– Ты веришь ему?

– Верю, что он может вытащить Настю, если воскрес после того, как я его убил …

– А для чего ему это, ты не подумал?

– А мне плевать. Я все равно убью его, как только мы заберем Анастасию.

– Один раз ты его уже убил.

– Значит, убью и второй!

Из записок мичмана Анненкова 19 сентября 1918 года

На рассвете мы с Лиховским лежали напротив пожарища за уцелевшим забором.

– А если он не придет? – сомневался Лиховский.

– Придет. – Я действительно был в этом уверен.

Кошкин ушел от нас ночью, заявив, что ему нужно сменить костюм.

После сна я чувствовал удивительную легкость во всем теле. У меня ничего не болело: не ныли ребра, не саднили отбитые почки, и сломанные пальцы на левой руке совершенно свободно сгибались и разгибались. И опухшее лицо снова приобрело человеческую форму и цвет. Что это? Я восстал из пожарища, как птица феникс?

– А твой друг Колчак? Почему просто не пойти к нему? – сказал Лиховский.

– Если с Кошкиным ничего не выйдет, я так и сделаю. Но в этом случае Анастасия окажется в заложницах у Колчака, и никакие переговоры уже не будут возможны. Колчак просто прикажет Государю явиться.

– Но ведь Колчак – человек чести. Или ты уже не так в этом уверен?

– Конечно, адмирал – человек чести, но это не помешало бы ему расстрелять меня, если бы я не был ему нужен. Колчак не должен иметь возможность диктовать Государю свои условия.

Черные бродяги копошились на пепелище пристани, напоминая мне о ночном кошмаре …

Кошкин явился в новом костюме, свежий, отдохнувший. Наверно, в хорошей гостинице ночевал.

– Скоро они приедут, – сказал.

– Кто?

– Кто-нибудь. Должны же из комендатуры прислать кого-то расследовать поджог. Ваша задача – забрать у них форму для себя. Идите к реке, умойтесь. Вы на чертей похожи.

Он вынул из кармана плаща бритвенный прибор в коробке и кусок мыла.