ОТПАДЕНИЕ МАЛОРОССИИ ОТ ПОЛЬШИ (ТОМ 1 )

жителей участием в бунте. А как смотрели жолнеры в этом отношении на панских

подданных, видно из отзыва самого Потоцкого о виновности в бунтах всего Поднеприя

и Заднеприя. Походы Потоцких, Вишневецких, Лащей Тучапских, необходимые и

разумные в глазахъ

83

258

.

людей зажиточных, были неприятельским нашествием в глазах бедняков. Забывая,

что козаки только в таком случае не грабили их, когда они сами делались козаками,

бедняки вопияли против Ляхов, руйнующих Украину, и таким образом ширилась

пропаганда будущей руины всего того, что не принадлежало её деятелям. Запорожские

добычники с одной стороны, а украинские попы и монахи с другой, каждые в своих

отдельных видах, направляли эту пропаганду к её истребительной цели.

В довершение бедствий, предстоявших польскорусскому обществу, а с ним и всему

Русскому народу, не исключая и Московского, разбойный элемент самой шляхты,

неодолимый для лучших её представителей, польских и русских, продолжал

развиваться на счет людей порядка и благоустройства. Подобно тому, как низовцы с

украинскими гайдамаками изображали собою в Польше домашнюю татарщину, буяны

и хищники шляхтичи были в этом жалком государстве собственною, домашнею

козатчиною. Под шум общей тревоги, произведенной гонитвою за низовцами и за

проповедуемым ими гайдамачеством, местные шляхтичи, как и во времена Косинского,

грабили друг друга, а некоторые из польскоруеских дворян обратили грабежи и

насилия в постоянный источник доходов, подобно Лащу Тучапскому. Зло было так

велико, что сеймовая конституция 1638 года объявила на всю Польшу (не умалчивая

уже, „ради великой гнусности дела и чтобы не было вредной памяти") следующее:

„Есть у нас такие люди, которые, не обращая внимания на общие войсковые законы,

собирают вокруг себя купы из разного рода неоседлых людей, как-то: Волохов, Сербов,

Татар, лишенных чести шляхтичей, наконец, из собственных своих подданных, и с

этими купами расхаживают из села в село по шляхетским имениям, разоряя убогих

людей постоями и ночлегами, к великому обременению шляхетского сословия", и т. д.

Положение польского правительства было тем трагичнее, что, страдая от

разнузданности шляхты вообще и жолнерского неистовства в особенности, оно, в

глазах Козаков и тех, которые сочувствовали козачеству, представлялось не

миротворцем и защитником, а губителем несчастного края, возмущенного

Запорожскою интригою. Димитрий Гуня, сидя в своих окопах, делал вот какие

внушения панам, которые решились положить конец украинскому своевольству:

„Мы думали", (писал он к Николаю Потоцкому), „что ваша милость, яко пан

христианский, сжалится над пролитием такого

.

259

множества невинной крови, и как-нибудь положишь конец этим смутам. Но, видно,

не для мира и благоустройства пришли вы в эти плавни, под Запорожское Войско, со

всеми своими силами, а с тем, чтобы до конца нас выгубить, распустив свои отряды,

которые свирепствуют над невинною христианскою кровью хуже каких-нибудь

неприятелей Св. Креста. Будучи жестокими тиранами, не имеете, видно, вы ни правды,

ни страха Божия. Пускай бы уже воевали вы с нами, козаками, которые обрекли на то

свою жизнь и возложили на Бога упование свое. Нет, вы нападаете на убогих людей,

которых голос и невинно пролитая вами кровь вопиют к Богу о мщении, и возбуждают

нас к нему. Теперь уже мы решились один на другом положить свои головы, стоя за

свои кровавые заслуги, за права и вольности, данные нам издавна святой памяти

польскими королями и уничтоженные нашими изменниками, но не примем такого

мира, как под Кумейками“.

Если бы было справедливо то, что пишут исевдоисторики о стоянье Козаков за веру,

о гонении польскими панами православия и о жидовском глумлении над церквами,

попами и прихожанами среди коаацкого края, то Гуна непременно попрекнул бы этим

Потоцкого, и ухватился бы за ляшеское поругание религии, как за главное оправдание

козацкого бунта. Но он говорит об одних войсковых интересах. Козаки

разглагольствовали только перед своею публикою о наступлении Ляхов на

православную веру. Для возбуждения диких страстей, они сочиняли даже рапсодии о

том, как покровительствуемые панами Ляхами Жиды-рандари вмешивались в

церковные обряды. Ничего подобного не могли они написать к Потоцкому и его

соратникам, в числе которых было множество людей православных.

На письмо Гуни Потоцкий отвечал, что козаки потеряли свои старинные права,

вооружаясь против маестата его королевской милости, и должны довольствоваться

правами, данными им теперь от короля и Речи Посполитой.

Козаки стояли на своем,-—что иначе не положат оружия, как возвратив себе старые

права.

Потоцкий повел свое войско на приступ (это было 1-го июля ст. ст.), а между тем

его артиллерия действовала с двух пунктов. Козаки оборонялись целый девь, а на

другой день опять прислали просьбу о подтверждении им старых прав. Чтобы не

ожесточать их против себя лично, Потоцкий отправил к ним послов съ

260

.

конституцией прошлого сейма и с уверением, что он исполняет лишь волю

правительства, но отнюдь не посягает на их вольности.

Чтение конституции было заглушено криками верховодов бунта. Гуна просил