ОТПАДЕНИЕ МАЛОРОССИИ ОТ ПОЛЬШИ (ТОМ 1 )

для шляхтича было унизительно заниматься мещанскими промыслами и торговлею.

Только война да земледелие были ему приличны. С другой стороны, польский мужик

был так прост и патриархален, что в городском быту не мог выдерживать

соперничества с пришельцами. Остальное состояние обоих этих сословий,

сравнительно с обитателями европейского Запада и Юга, соединяло нравственныя

*) По её образу и подобию сформировалась Новая Польша, как называли

современные польские политики нашу Малороссию.

'

5

34

ОТПАДЕНИЕ МАЛОРОССИИ ОТ ИИОЛЫШИ.

и вещественные силы их в нераздельную, вольную и невольную предприимчивость.

Пан, в качестве землевладельца, должен был увеличивать рабочия средства мужика.

Мужик в качестве зверолова и номада, интересовался привольем и обширностью

панских угодий. Свидетельством взаимного согласия этих двух состояний, или

естественного сродства их до времен Ягайла, служит нам необыкновенно густое

население Краковской, Сендомирекой, Мазовецкой, Великопольской и Малопольской

земель, почти не увеличивших количества своих сил с XII и XIII столетий до XVIII-го.

Это согласие, имевшее, конечно, свои печальные исключения, начало нарушаться

разными обстоятельствами, вытекавшими из той личной свободы, которой искони

домогались, которою всего больше дорожила и гордилась польская шляхта. Оттягав у

своих государей существенную часть древнего княжеского права (jus ducale), но не

развив общественности в соответственной степени, сарматские землевладельцы не

умели водворить мир и порядок в своем привилегированном сословии, делали

взаимные захваты земли, полевых урожаев и всякого иного имущества, а съезжаясь на

свои сеймы, щи веча, превращали их в такия побоища, какими отличалось вечевое

время наших удельных князей и их дружинников. Отсюда у „низшей шляхты“, или

мелких дворян, возник обычай „отдавать себя под панский щитъ“, то есть собираться

вокруг воинственного землевладельца и общими силами домогаться боевого

правосудия, а у людей побогаче или позавзятее—выставлять свой щитовой герб,

называвшийся проклямою, иначе зазывом, и’обязывавший всех родных и всех

принявших тот же герб в знак союза, или „клейнотничества*, являться на клич своего

предводителя. Обычай этот имел то практическое значение, что воинственные и

предприимчивые шляхтичи, с помощию своих вассалов, увеличивали наследственные

имения свои или фактическим захватом, или перевесом вооруженной силы на судебном

вече. Наковец, и безо всяких неправд, люди с характером гордым должны были

заботиться о крупности своего землевладения и увеличении доходов своих для того,

чтобы не сделаться игралищем загребистого соседа. Имения и доходы увеличивались,

как исходатайствованием у короля пожалований и особых привилегий, так и покупкою

земли у мелких владельцевъ» которые предпочитали продать свои ланы и леса одному

шляхетному „дуке“, нежели видеть их присвоенными другим.

Так, в отдаленные времена, было положено начало польскому можтвладтву, или

вельможеству, которое, в видах сохранения меж-

.

35

ду панами политического равновесия, образовало в Польше несколько десятков

удельных княжеств, под названием панских добр, ключей, волостей, и поделило

шляхту на несколько вассалъствующих партий. По свидетельству Длугоша, уже в XII

веке было в Польше семьдесят таких панских домов, которые „поднимали щитъ“ от

собственного имени и, пренебрегая, в сознании силы своей, именем шляхтичей,

называли себя панами.

Перевес на ту или другую сторону боевой силы и достатков борющихся

землевладельцев побуждал крестьян перебегать к тому пану, у которого было им

небезопаснее и попривольнее. Так как было бы напрасно требовать от соседей, чтоб

они не принимали к себе перебежчиков, то шляхта уже в конце ХИУ столетия пришла к

необходимости налечь законодательными правами своими на крестьян, и добилась

того, что вольным до тех пор кметям было запрещено переходить с места на место. В

польских займищах происходило таким образом нечто подобное верхнему и нижнему

течению воздуха. Требования жизни и быта велели крупным землевладельцам

расширять свои имущества на счет мелких, и те же требования побуждали крестьян из

имений мелких стремиться туда, где было попривольиее.

Подобное же движение происходило в Польше и относительно соседних племен.

Смешанное население Немецкой Империи, томимое феодальными смутами и

сознававшее превосходство в промыслах над отсталым Поляком, постоянно

выселялось в полудикую Сарматию, как в старину сравнительно тихую и обещавшую

больше прибыли. Здесь, как и в дотатарской Малороссии, хлопотали издавна о

заселении городов немецкими выходцами, и представляли Немцам (как называли и

немецких Славян) сохранять законы и обычаи родного их края. Но сельское население

смотрело па пришельцев, как на людей нечестивых. В праздничные дни Немцы

устраивали у церквей торги с кабаками, музыкой, песнями, которые нарушали чин

богослужения и отвлекали молодежь от молитвы. При этом ремесленные цехи, всегда

враждебные друг другу, заводили обыкновенно драки, в которые вмешивали и

подпоенных мужиков. Если же после драк запивали мировую, то общее согласие цехов