путем пана Криштофа, не зная и не заботясь, к чему приведет его соревнование пану
Григорию, такому же шляхтичу, каким был и Косинекий.
Новую карьеру свою начал он поступком предательским. Забывая, что под крылом
князя Василия выросла его сида, он обратился к врагу его Замойскому с
представлением, будто бы милостивый его пан, князь Остроаиский, дозволил ему
собрать, сколько сможет, товарищей для войны с неприятелем Св. Креста, но что он
признает себя и свою дружину более подчиненными ему, Замойскому, на которого
взирает, как на монарха, и так как ота дружина состоит из людей, которые всю жизнь и
все свое время обыкли посвящать службе ею панской милости и всей Речи Посполитиї,
то он ищет его покровительства против тех людей, которым за обычай уменьшать
козацкую славу (намек на битву под Пятком), и просит указать, где бы его дружина
могла добывать себе живность, готовясь к выстунлению в поход.
Острожский враждовал с Замойскйм за назначение жолнерских стоянок в его
владениях. Наливайко, прося коронного гетмана узаконить его гостеванье в
Острожчике с толпою мародеров, рассчитывал на усиление вражды между двумя
магнатами. Но вооруженный издавна против козатчины Замойский не удостоил ответа
его представление,—тем больше, что он титуловал себя в нем запорожским гетманом
*), тогда как за Порогами существовал терпимый поневоле правительством гетман
Григорий Лобода и в Украине правительство признавало козацким ставшим
сихтынского старосту Николая Язловецкого.
Неразборчивый в деле веры, национальности и чести, прототип козачества,
Наливайко, повел свою дружину за Днестр (весною 1594 года), и вернулся с добычей, а
потому и со славой, превзошедшей самые гордые падежды его. Но палладиум козацкой
славы
*) Собственноручная подпись церковно-славянскими буквами.
ОТПАДЕНИЕ МАЛОРОССИИ ОТ ИИОЛЬШИ.
69
был не в магнатском дворе, где он служил недавно но найму, не на вольной Волыни,
где гостевал в панских имениях своевольно, даже не в Украине, где козак не признавал
никаких властей, а в „преславномъ” Запорожском Войске: надобно было так или иначе
предвосхитить козацкую честь-славу, войсковую справу у Лободы. И вот он отправляет
известное уже нам посольство в низовой луг Базавлук, на урочище Чортомдык, где
находилась тогда Запорожская Сечь.
Волошское Заднестрие было населено почти исключительно православными
христианами. Богатая добыча была взята Наливайком не у Турок, сидевших там в
укрепленных городах, не у Буджацких Татар, умевших брать ясыр среди рыцарской
шляхты и угонять к себе подольские, брацлавские, червоннорусские стада; но
Наливайко вернулся в Брацлавщину, как воин, подвизавшийся против „неприятелей Св.
Креста®, и потому распределил универсалами своими, какие стации должны были
давать его войску жители городов и сел, сгонял в свой кош табуны лошадей, стада
волов и „яловицъ®, словомъ—делал то самое, что делала на кресах н татарская орда во
время своих набегов.
В этих словах нет преувеличения. Но непонятному в наше время равнодушию
тогдашних обитателей Малороссии к личным насилиям, лучше сказать—по их
обыкновенности, даже судебные позвывопияли больше об утратах имущественных. Но
известно н из актов Центрального Архива и из таких записок, как названная мною
Боркулабовская Хроника, что запорожские рыцари—а их у Наливайка было много—не
только „поганили® женщин и даже детей, но и уводили с собой каждый по восьми,
десяти, двенадцати лошадей, „по трое, четверо хлопят, по две или три жонки и девки®.
Как бы то ни было, только Наливайко прославился до такой степени, что его величали
царем Наливаем во всех козацких „кабакахъ®, как назывались тогдашние притоны
пьянства и распутства.
Королевскому правительству было в то время не до крееов. „Страж коронной
границы®, коронный полевой гетман Жовковекий, был озабочен в Русском воеводстве
грабежами собственного козачества, как следует разуметь жолнерство; а жолнерство
потому считало себя в праве промышлять козацкими грабежами, что ему не был
заплачен жолд, по-русски жалованье. Между тем внимание фельдмаршала, коронного
великого гетмана и вместе канцлера, Яна Замойского, было поглощено соседнею
Волощиною, как называли Поляки и наши козаки Молдавию. Затруднительное
положение, в ко-
70
.
тором находилась тогда Турция, представляло возможность возвратить польскому
королю присвоенное турецким султаном ваееальетво вологиского господаря.
Когда, в числе панского контингента для похода за Днестр, явился под Жванцем, с
малочисленным почтом, и брацлавскиии староста Струсь, Жовковский принял
спокойно его жалобу на „своевольство и бунты злых хлоповъ*, которые не дают ему
отправлять правосудие в местном гроде,—принял в том смысле, в каком бискун
Верещинский писал к нему о столкновении низовцев с киевским урядом. Он советовал
пану старосте умеренность, огра ничился донесением по начальству, и заметил в
донесении успо коительнымтоном о своевольниках, что сила у них слаба, велика
только завзятость (upуr wielki). „Однакожъ—продолжал онъ—я попытаюсь найти
способы умиротворить их добрыми средствами*.
Неизвестно, что делал он для умиротворения „своевольна* ковъ“; только