класса, который волею и неволею поддерживал у нас польское можновладетво, но
отличались от своих собратий тем, что не шли в панские осадчие, не делались
вельможескими креатурами в качестве искателей дигнитарского хлеба, не
„доматорствовади", в духовном бездействии, на родовых участках земли, отдав себя
под щит одного или другого пана, и даже не вдавалпсь в военное ремесло, которое в те
времена было самым почетным, по его крайней необходимости, самым свободным, по
невозможности его регулировать, и самым грубым, по отчуждению от сфер семейной II
общественной деятельности. Они удалялись в монастырь—или потому, что сознавали
свою неспособность к практической предприимчивости, или потому, что, будучи
одарены характерами крутыми, отрицали все, что не было согласно с преданиями
русской церкви и старины. Невежество в утонченности общественного быта, а вмеете с
тем п в области академической науки, было естественным их достоянием. Борьба с
нуждой и горем, которого было много п внутри монастырских стен, не всегда развивала
лучшие стороны их природы. Но они стояли к чернорабочей массе ближе тех, чтб ею
правили. Одн внушали ей доверие своей неприкосновенностью к выгодам правления.
Они знали простой народ во всех его слоях, и умели покорять дикий дух украинского
ремесленника и украинского хлеборода кротким внушениям веры.
Была у этих проповедников публика и за чертой чернорабочей массы. Их
слушались во многом, если не во всем, „славетиые мещане", которые соответствовали
нынешним почетным гражданам, а с ними и богатые купцы. Их влияние простиралось
и на те шляхетские дома, которые, оставались вне широкого круга власти магнатов. Об
одном из таких домов дает нам понятие „Боркулабовская Хроника", изображающая
зажиточную и даже знатную захолустную шляхту в тесной связи с просвещенным
домашними средствами приходским духовенством и в то же время с монахами, которые
являются среди мирян в качестве энергических исправителей общественной
нравственности.
Но сами они, эти крутые, неуживчивые характеры, эш суровые противники всего
иноверного, иноплеменного, иноземного, все-таки сознавали невозможность
выдержать, в своих иноческих общежитиях, разъедающее действие польеконемецкого
новаторства и, спасаясь от его „сатанинского обаяния", удалялись даже из Печерского
монастыря на Афон, „яко в духовную школу". Там проживали они но многу лет,
утверждаясь в незыблемости православия, и де-
172
.
лались наконец образцами христианского здравомыслия. Об них-то, об этих строгих
аскетах, по близким и далеким обителям, шла усладительная для добрых иноков молва,
как о „преподобных мужах Россах, житием и богословием цветущихъ". Их словесные и
письменные наставления действовали тем шире, чем больше был сосредоточен в
богомыслии пламенный дух их. Они являлись достойными подражателями тех
малосведущих в академической науке искателях Бож'я царства и Божией правды,
которых здоровый ум, в полном согласии с непорочною совестью, восторжествовал над
„премудрыми и разумными" грекоримского мира.
Один из таких преподобных мужей Россов, упомянутый в „Советовании о
Благочестии", Иоанн Вишенский, должен был иметь особенно сильное влияние на
соотечественников, судя по самородному красноречию его посланий, приносимых в
малорусские монастыри питомцами афонской школы, а равно и потому, что эти
послания сохранились в рукописях до нашего времени, не смотря на превратности
человеческих мнений и судеб. Появиться им в тогдашней печатной полемике,
заправляемой протестантами, было невозможно, так как Иоанн Вишенский, со всею
резкостью врожденного ему сарказма и грозой духовного обличения, восстал против
сближения с образованными по иноземному панами, которое привело в нашу Южную
Русь латинскую, и вслед за нею и протестантскую проповедь. Для придания большей
цены ходившей по рукам рукописи, одно из афонских посланий было даже адресовано
(вероятно, переписчиком) к начальнику православия, князю Острожскому. Но попасть
под типографский станок его двора могло оно всего менее, потому что именно в этом
послании говорится, что „ныне русские князья все оеретичились между Ляхами, и
отступили от христианства, от истинной веры".
Не входя здесь в обзор вдохновенных воззваний афонского аскета, скажем, что его
изображение мирской и монашеской жизни объясняет нам больше, нежели все другие
документы, каким образом невежественная русская партия, примкнувшая к
монастырям, устояла в своих православных воззрениях против просвещенной
западною наукой партии, которая опиралась на православных Острожских и
протестантов Радивилов.
Борьба между ними шла втихомолку: ибо малоученые, убогие и в быту своем
мужиковатые иноки не имели возможности ни препираться с образованными в панских
кругах богословами, ни писать против них доказательно, как писал против папистовъ
ОТПАДЕНИЕ МАЛОРОССИИ ОТ ИИОЛЬДШ.
173
таинственный автор „Апокрисиса*, нн даже печатать написанное. Но еслиб эта
борьба со стороны людей малосведущих велась в тесном пространстве и не охватывала
круга, описываемого радиусом иноческого скитания за сбором медовой дани и за