ОТПАДЕНИЕ МАЛОРОССИИ ОТ ПОЛЬШИ (ТОМ 1 )

коронного гетмана и канцлера, посадил Иеремию на господарском престоле в Яссах,

как польского вассала. Но господарил Иеремия недолго. Место его занял брат его,

Симеон. Но и тот был вытеснен интригами откупщиков, как следует, по существу дела,

назвать тогдашних господарей обоих дунайских княжеств, Молдавии и Валахии.

Могилы окончательно переселились в Польшу, которая в неурядице превосходила

Турцию, но все-таки представляла больше безопасности личной.

Современная переписка панских нунциев с Римскою Курией представляет нам отца

и дядю Петра Могилы в такой же связи с предводителями польских иезуитов, в какой

состоял с ними и дом князя Василия. Например, в наставлении, данном нунцием

Маласпиною преемнику его в Польше 1598 года, говорится, что „папа установил в

Молдавии и Валахии епископа, который недавно прибыл в свою резиденцию"; а в

инструкции, полученной из Рима нунцием Сиконеттою 1606 года, сказано уже прямо:

„Хотя господарь Симеон исповедания греческого, не смотря на то, весьма расположен к

католикам, равно как и брат его Иеремия, после которого вступил он на господарство.

Вы будете поддерживать приятельские отношения с ним и с его секретарем, добрым,

как говорят, католикомъ", и пр. Из других источников известно, что еще господарь

Петр Хромой трактовал с нунцием Аннибалом из Капуи (1587—1590) о введении в его

крае католичества, и что поередни-

23

И78

ОТПАДЕНИЕ. МАЛОРОССИИ ОТ ПОЛЬШИ.

ком между ними был известный иезуит Станислав Варшевицкий. Словом, Римская

Курия ухаживала за властителями православных Волохов, как и за польскорусскими

православниками. Сам Петр Могила получил воспитание, как и князь Василий, при

содействии иезуитов.

На сколько впечатления детства отразились ,в зрелых летах Петра Могилы,

невозможно определить покамест; но свидетельства современников не все говорят в

пользу его православности, и еще меньше обнаруживают в нем русскую идею, которою

были преисполнены Иов Борецкий и Исаия Копинский.

Петр Могила отличался жизнью трезвою и набожною, подобно своему совмесгнику

по митрополии, Иосифу Рутскому и наперснику князя Василия, Ипатию Потею,

подобно фанатику папского главенства Иосафату Кунцевичу, и, в периоды покаяний,

коронному стражнику Самуилу Лащу, подобно, наконец, иезуиту Петру Скарге,

добродетельному, в своем роде, человеку, и многому множеству других личностей того

века, которых никакие насилия над ближним не лишали благочестия и богоугодности,

усвоенных в регулированном по известному способу обществе. Он был ревнителем

того, что в его время называлось просвещением, как и все польскорусские магнаты,

считавшие делом чести и долга, или побуждаемые тщеславием и рассчетом,

основывать училища, типографии, монастыри, госпитали. Он был возобновителем

церквей, издателем церковных книг и духовных сочинений, исправителем обрядов

богослужения, защитником интересов своей митрополии, воспитателем за границей

молодых людей, наконец, основателем латино-греческой коллегии, из которой в

последствии образовалась Киевская духовная академия. Всего этого было совершенно

достаточно, чтобы наша историография вписала его имя в летопись русских доблестей,

наравне с великим и святым именем Борецкого. Поразительной разницы между ними

она не заметила.

Борецкий был создание русскомосковского, Могила—русскопольского единства.

Сделавшись в начале иеромонахом, а потом архимандритом Печерского монастыря,

Могила вел себя так благочестиво и деятельно, что православный киевский

митрополит не усумнидся видеть в нем достойного себе преемника. Однакож надобно

помнить, что этого митрополита и проходимец Ахия умел уверить в святости своих

стремлений и правде своей царствеиности. Могила съумел не хуже Ахии сыскать

благоволение к себе наивного в своей святости Иова Борецкого, и сделался его

душеприказ-

.

179

пиком. Но не осталось никакого свидетельства, чтобы богатый архимандрит

Киевопечерской Лавры когда-либо помог убогому митрополиту в церковном строении

или в делах милосердия и просвещения.

Сделавшись митрополитом в свою очередь, Могила сносился с московским царем

по предметам церковных украшений, выписывал от него мастеров сусальников,

предлагал ему. к услугам своих ученых монахов, и посылал ему весьма ценные

подарки; но когда брат усопшего митрополита, Андрей Борецкий, намекнул ему о

воссоединении Руси с Русью, он отвечал не обинуясь, что за это стоило бы посадить

его на кол. Одного этого свидетельства, сохранившагося в Главном Архиве

Иностранных Дел, достаточно для того, чтобы знать, кто был Могила. Но я представлю

и другие.

Против избрания Петра Могилы архимандритом печерская братия восставала всеми

своими силами. ИИря о нем продолжалась два года. В этой пре Копинский, как и ему

подобные ревнители древнего русского благочестия, мог играть важную роль. Может

быть, потому разошелся он и с самим Борецким, что между начинателей русского

воссоединения очутился человек иного воспитания, иной среды, иного политического

стремления.

Могила восторжествовал наконец над оппозицией; но его поддержал канцлер

Замойский, по его собственных словам, „своею презентациею, залецаньем и