ОТПАДЕНИЕ МАЛОРОССИИ ОТ ПОЛЬШИ (ТОМ 2)

полковники—Поляки, гарнизоны на Запорожье состояли постоянно из Поляков. Можно

бы и ординацию сделать, и суд установить на тех, которые хотели бы обижать и

притеснять Козаков. Чего тогда не сделали, я, по званию моему, советую, чтобы козаки

были во всем удовлетворены. Пускай козакам, живущим под шляхетской юрисдикцией,

дано будет право жаловаться на обидчика шляхтича в гродском суде, в земском суде, в

трибунале. Это-то и заставит их сделать между собой перебор, так что только

старинных будут они принимать в свои вольности".

Речь Базановского, без сомнения, была направлена против князя Вишневецкого,

который, в борьбе с ним за Ромен, унизил его даже во мнении короля. Но члены

каптурового сейма вообще относились к вопросу о козацком бунте без той злости и

фанатизма, на которой выезжает малорусская историография. „Общим соборомъ"

(пишет литовский канцлер) „просили брацлавского воеводу (Биселя) дать ясное

понятие об этой войне".

И по отношению к могущественным панам протестантам и по отношению к

могущественным теперь более прежнего казакам, Бисель мог бы и должен был бы

засвидетельствовать, что причиною страшной войны—притеснение веры в Еозацкой

Украине. Радивил говорит, что он „широко изложил информации войны", но что

„сумма информации была такая: Хмельницкий часто упрашивал Потоцкого не

преследовать его, но тот не унимался и хотел уничтожить его в самых начатках (бунта).

Поэтому Хмельницкий обратился к Татарам, и хотя брацлавский воевода убеждал

Потоцкого не делать этого, и послал письмо к королю, чтоб отвлекъ

.

227

его от этого предприятия, но пока письмо пришло, наше войско было уже разбито,

гетманы взяты в пленъ*, и т. д.

Общею чертою панских совещаний о том, как поступить с бунтовщиками, было

непонимание всей грозы бунта. Раздробленное на множество панских царств и

мещанских республик Польское Королевство оказывалось мелочным в своих

мероприятиях. Нам, и самым мелким, и самым крупным органам консолидированных

народных русских сил, почти невероятно то, что рассказывает литовский канцлер о

советах Оссолинского и других высших сановников. Советовали, например, послать к

Хмельницкому полученное от хана письмо, в котором хан говорил, что козаки хотели

идти к самой резиденции короля, но хан не согласился на это ради пактов Польши с

турецким султаном; а так как в том же письме хан прибавлял, что вторжение свое

сделал по турецкому велению, то послать письмо и к визирю. Сам Радивил советовал

поскорее отправить козацких послов, чтобы их задержкою не раздражить еще больше

козатчину, „а причиною бури* (пишет он) „представил я наши грехи да угнетение

убогихъ*,—и только!

Вслед за этим глубокомысленным и патриотическим представлением прочитано

было государственному собранию письмо достойнейшего, по мнению Киселя, из

прозелитов полыцизны, князя Доминика Заславского, „который* (пишет Радивил) „не

советовал давать амнистию козакам: ибо это*, говорил он, „не представляет нам ни

пользы, ни чести, а лучше все нести с отвагою*.

В письме своем Заславский рассказывал, между прочим, что козаки в иезуитском

костеле, в Виннице, пили священными чашами горилку, нарядившись в ксендзовские

орнаты; каштанов жестоко сердно замучили, выбрасывали трупы из гробов и, рассекши

на куски, бросали собакам, а пленных шляхтичей, для большего поругания, продавали

Татарам по нескольку грошей.

Далее Кисель представил сочиненный им универсал от сената к козакам. Только-что

хотели было послать этот универсал в Посольскую Избу, как она прислала

собственный, в котором исчислила все козацкия злодейства: как соединились козаки с

погаными Татарами, как разбойничали и опустошили столько провинций, как уведено

было в татарскую неволю множество христиан, как вырезано несколько воеводств, как

попирали козаки ногами священную евхаристию, как святыми чашами пили горилку.

„Однакожъ* (сказано было в универсале), „если искренно раскаются, если

удовлетворят Речь Посполитую, поелику покорно просят о поми-

228

.

ловании/ то можно все им простить, только чтобы спокойно ждали коммиссаров,

бунты усмирили, зачинщиков на руки коммиссарам выдали, пленников отпустили, в

прочих же пунктах ждали повелений Речи Посполитой чрез коммиссаровъ".

Крыловская басня „Кот и Поваръ" представлена была здесь вь лицах.

„Понравился этот проект (podobaи siк ten koncept)", пишет наивно литовский

канцлер, и рассказывает, как назначили 18 особ из представителей всех

вероисповеданий в коммиссию с козаками, а козацкие послы были отпущены с одним

универсалом от Сенаторской Избы и от Посольской за подписью примаса и

посольского маршала".

Никто не смеялся при этом; но громко смеялись, когда Адам Кисель и писарь

Великого Княжества Литовского, Пац, излагали подробно, как они были в посольстве

„у Москаля". С антиславянской точки зрения, усвоенной даже и православными

панами Ляхами, московские порядки казались им нелепыми. Еслибы такие

представители русского элемента в Польше, какими являлись Кисели да Древинские,

не были теми же Поляками, не потешали бы они польских законодателей карикатурою

московской дипломатии, и остановили бы столь несвоевременный смех малорусским