ОТПАДЕНИЕ МАЛОРОССИИ ОТ ПОЛЬШИ (ТОМ 2)

замечанием: „Коли б вам, панй Ляхи, та не смиятись на кутни"! Впрочем, в конце

одного заседания, маршал Посольской Избы напрямик сказал своим избирателям, что

кого хочет Бог наказать, у того отнимает разум, и попрекнул их королем Владиславом,

назвав его головою, „от которой зависело существование шляхетского сословия".

Для полной характеристики каптурового или конвокационного сейма следует

упомянуть о зловещей сцене в церковно-религиозном духе. В число депутатов

транзакции с козаками надеялся попасть и киевский подкоморий, ариянин Немирич; но

маршал Посольской Избы исключил ариянина из списка, а прочие ревнители

католичества высказали ему,—что люди, не признающие Св. Троицы, не пользуются

общественным правом, и что сеймовые паны должны остерегаться таких людей, как

морового поветрия. При этом освецимский (т. е. осветимский) староста, Адам

Корыцинский (т. е. Корытияский) объявил, что лучше ему разлить свою кровь и

лишиться жизни, нежели единиться с подобными еретиками; а Мазовецкое воеводство

не дозволяло, по своим правам (juxta jura sua), ни под каким видом терпеть никакого

диссидента. У них де и Жидам их древние законы не дозволяют нигде жить под

смертною казнью

.

229

(sub poena colli). Вслед за Мазурами и представители Киевского воеводства,

земляки Немирича, заявили, что желают сохранить ненарушимым право, по которому

допускаются у них только две религии, римская и греческая.

Избранники панского большинства, Заславский, Конешюльский и Остророг,

изъявили согласие на то, чтобы во главе коммиссаров стоял миротворец Адам

Свентольдич Кисель. Представитель панского меньшинства, князь Вишневецкий,

устранился с негодованием от совещаний польских царей и, подобно гневному сыну

Пелея, обращал в уме своем грозные мысли, проникнутые глубокою скорбью. То он

готовился (по дошедшему до Кунакова характеризующему Речь Посполитую слуху)

„наварить Полякам пива горше Хмельницкаго", то решался предоставить их

погибельной их участи, то намеревался совсем уехать из безалаберного и

неблагодарного отечества.

Правоправящая панская республика, в борьбе с революционной республикой

козацкой, все еще мерила взаимные свои отношения мерилом прошлых своих успехов

и своего торжества над нею. Депутованные на козацкую коммиссию предполагали, что,

для транзакции с козаками, всего лучше было бы избрать место, недалекое от Киева,

где бы можно было покупать съестные припасы для своей ассистенции, а коронное

войско, чтобы стягивалось между тем к Константинову. Ассистенция же коммиссаров

(совещались паны) не должна быть ни слишком многочисленна, чтобы не испугала

Козаков, ни слишком мала, чтобы козаки не пренебрегали её. Козаки хотят 12.000-ного

реестра (размышляли депутованные). Пожалуй, можно согласиться на одну-другую

тысячу. Козаки просят об уплате жолду. Но ведь приготовленные для них деньги (с

дефицитом в 230.000) взяты вместе с обозом, да притом же из-за этого жолду наделано

столько шкод и Татарами, и самими козаками... Но всего забавнее в совещаниях

представителей Польского государства, что они придумывали меры к тому, как бы

козаки не показались перед Шляхетским Народом предписывающими ему условия.

Это происходило 24 (14) июля,—и тут же Варшава получала известия о хлопских

разбоях в „Литве и в Руси", о беспощадных нападениях Перебийноса на шляхетские

жилища.

На другой день депутованные заседали у примаса. Тот спрашивал, как о предметах

равнозначащих: чтб делать с диссидентами, которые хотят отменить сеймовой декрет

об уничтожении в Вильне протестантского збора, и что делать с новонавербованными

жолнерами, угнетающими духовные добра своими стациями?... Депуто-

230

ОТПАДЕНИЯ МАЛОРОССП ОТ ПОИЫПИ.

ванные важно решили: сопротивляться диссидентам, а жолнерские угнетения

переносить в это плачевное время терпеливо.

С той же важностью постановили, 26 (16) июля,—чтобы коммиссия началась 23

римского августа в Киеве, а кончилась 6 сентября, чтоб от Козаков потребовать

освобождения пленников и выдачи пушек. Пускай де козаки разорвут лигу с Татарами,

беспокойных людей выдадут, верность Республике возобновят; уплаты жолда пускай не

надеются по причине наделанных ими шкод; королевские листы возвратят; вольностью

довольствуются такою, какая дарована им коммиссиею Кумейскою, а maximum—

Куруковскою, и т. п.

Как бы в ответ на эти несообразности Варшава получила вести, что Кривонос

овладел Полонным, местечком краковского воеводы Любомирского (к которому так

ластился Хмельницкий после Корсунского погрома) и произвел в нем неслыханные

убийства над беззащитными людьми, как об этом было говорено уже выше. Зато

сторонники князя Вишневецкого уведомляли раздраженных варшавян, что он,

командуя только 6-ю тысячами жолнеров, три раза бился с 60-ю тысячами Козаков и

положил их 10.000 трупом.

Непосредственно за этими вестями в дневнике Радивила записано, без всякой

иронии, следующее: „Мы, депутованные, целый день провели в споре с

диссидентами®, а в Дневнике Варшавской Конвокации читаем,—что едва не все

воеводства объявили свою решимость—отделиться от диссидентов с протестациєю

против них (cum protestatione contra dissidentes).