ОТПАДЕНИЕ МАЛОРОССИИ ОТ ПОЛЬШИ (ТОМ 2)

Козацкие вожаки шляхтичи—и всех больше Хмельницкий — не без пользы для

себя провели время в иезуитских школах и в том обществе, которое предоставило

иезуитам заботу о народном просвещении. Иезуиты заставляли русских людей из

развалин православной Руси созидать могущества католической Польши.

Окозачившиеся питомцы иезуитов заставляли природных и деланных Поляков

разрушать католическую Польшу, как бы в отместку за её подкопы под православную

Русь. Видя, что паны как нельзя больше способствуют их замыслу, козаки в деле

крушения, составлявшем их специальность, взяли на себя только самую дешевую роль,

которую кобзари их выразили в следующих словах:

Гей, друзи молбдци,

Братья козакй запорбзции Добре дбайте, б&рзо гадайте,

Из Ляхами пиво в&рйти зачинййте:

Ляцький солод, козацька вода,

Лиицьки дрова, козацьки трудк.

На королевское повеление Хмельницкий отвечал заискивающим и ласкательным

письмом,—стлал мягко, чтобы панам было спать жестко. В ответ , на это письмо,

немедленно был отправлен по следам удаляющагося Тамерлана любезный ему ксендз

Мокрский с благодарственным письмом, в котором царственность нового короля

играла такую же несоответственную роль, как в письме удаляющагося Тамерлана —

верноподданство. Ян Казимир обещал insignia, следующие Запорожскому Войску, то

есть булаву и знамя, на подтверждение старшинства, прислать вскоре, по примеру

своих предшественников, не кому иному, а ему (Хмельницкому), точно как будто мог и

смел наименовать козацким гетманом кого-нибудь другого. Все кровавое и ужасное в

поступках Запорожского Войска король обещал прикрыть милосердием своего

маестата и принять Запорожское Войско под непосредственную свою и Речи

ИТосполитой власть, чтоб оно не имело над собой много панов. Относительно просьбы

Хмельницкого об унии король давал обещание удовлетворить Козаков надлежащими

средствами (sиusznemi њrуd-

296

.

kami), для чего в свое время пришлет коммиссаров на известное место. От

Хмельницкого требовал он, точно от кого путного, чтоб он отпустил Татар, усмирил

чернь и ожидал в Украине ко* ролевскихь коммиссаров.

Эта транзакция побежденных с победителем дошла до царского гонца, Кунакова, в

таком виде, что король послал Хмельницкому булаву и знамя без ведома Речи

Посполитой, „и за то де паны рада и вся Речь Посполитая на короля приходили (с)

шумом и говорили королю: им де от Богдана Хмельницкого и от Кривоноса и от Черкас

разоренье и шкоды и крови розлитье многое, чего не бывало, как и Польское

королевство почалось быть, а король де их (Черкас) шапует, что приятелей своих, таких

леберизантовъ*.

Долетая, в свою очередь, до Хмельницкого, такая молва ласкала его ухо приятно. В

ложном слухе, волновавшем Шляхетчину, высказывалась рознь, всеянная козацкими

каверзами между техьг которые воспели Te Deum единым голосом и единым сердцем,

под давлением победителей.

В качестве королевского слуги и единомышленника, Хмельницкий издал универсал

к волынским дворянам, в котором увещевал их не замышлять ничего против греческой

веры и против своих подданных, пропагандируя таким образом слух, что козаки воюют

за угнетение православных, а жить с ними в согласии и содержать их в своей милости.

В переводе на язык действительности, это значило, чтобы пастухи ладили с волками,

чтобы собственники были благосклонны к хищникам. -Мог ли козакующий мужик

мирно работать в пользу землевладельца и довольствоваться установленною долею

своего производства после того, когда все панское добро принадлежало ему от

Цыбулышка и Тясмина до Вислы и Западного Буга? Мог ли землевладелец содержать в

милости мужиков, которые, по донесению Кунакова, „у панских жон у беременных

брюха распарывали и многое ругательство делали“? Между тем не только кровавое

мщение, но даже взыскание за новые злодейства и неистовства, по затверженной

формуле козацкого бунта, неизбежно долженствовало явиться, в устах городской и

сельской голоты, ляшским наступлением на христианскую веру и панским свирепством

над подданными. Хмельницкий знал, что с обеих сторон поднимутся новые вопли, и

заблаговременно объявлял себя сторонником голоты. „А если, сохрани, Боже“, (писал

он) „кто' отбудь упрямый и злой задумает проливать христианскую кровь и

.

29.7

мучить убогих людей, то, как скоро весть об этом дойдет до нас,—виновный

нарушитель мира и спокойствия, восстановленного его королевскою милостью, доведет

Речь Посполитую до погибели

Увещательным универсалом к землевладельцам Хмельницкий давал окозаченпой

черни программу дальнейших действий. Она была изображена в этом универсале

безвинно страдающею, а БИЛЯХта;—фанатически свирепствующею. Война, в виде

разбоя, прекратилась только там, где пановал один мужик среди немых остатков

панских домов и хозяйственных построек. Гонимый низовым ветром, пожар дымился

только там, где уже нечему было гореть. Но край, не претерпевший еще полной руины,

продолжал пылать пламенем и обливаться кровью. Подобному тому как, во время

бедственного шествия Адама Киселя, с оливковой ветвию мира'к Хмельницкому,

свирепый хитрец делал вид, будто-бы даже не знает о готовности безгосударного