прямодушной и даже враждебной Вишневецкому, нет) и иные неслыханные мучения
делали. „Видя, что уже и за душами нашими гонятся" (писал Хмельницкий), „мы были
принуждены двинуться (опять) и давать отпор шипим наступателям, и это потому, что
тут нас успокаивают ласковыми .письмами от их милостей панов Комиссаров,
посланпь.х Речью Посполитою, а тут, сговорясь между собой, с войсками на нас
наступают. Поэтому шли мы по следам кпязя Вишневецкого под Замостье, имея верные
известия, что князь его милость Вишневецкий опять собирает войска, чтобы с нами
воевать. Эти два пана были всему злу причиною. Они своею жадностью и завзятостыо
едва не в ничто обратили землю. Ведь и князь Вишневецкий за Днепром был точно как
за пазухой у нас, а мы его выпустили живым, помня о давшшиней приязни... Просим
отпустить нам невольный грехъ" (напевал Хмельницкий с голоса Адама Киселя), „а
этих панов, которые тому причиною, покрыть хулою (aby lym Panom... zganiono byиo).
Если же не будет нам помилования, и вы начнете против нас воевать, то мы это поймем
так, что вы нас не желаете иметь своими слугами, и это было бы нам весьма горестно".
Хмельницкий, очевидно, домогался опалы Вишневецкому: только под этим
условием готов был он пощадить панов, и в тоже время грозил московским
подданством.
Сын князя Вишневецкого, Михаил, царствовал в Польше после Яна Казимира.
Вместо Япа Казимира, паны могли бы сделать королем Князя Иеремию, и тогда
Хмельпицкии достиг бы только того, чего достигли Наливайко, Сулима и Павлюк.
Никто не знал этого лучше его самою, и потому-то он заставлял безголовых панов
приписывать их несчастья человеку, который один был способен взять их в крепкия
руки и спасти политическую свободу Шляхетского Народа наперекор свободе личной,
которою так несвоевременно величались паны.
Козацкий идеал общественности не возвышался над сочиненною нашими
предками-варварами пословицей: „колйб хлиб та одёжа, то ив бы козак лёжа"; и
Хмельницкий знал, что размножение ко -
ОТПАДЕПИЕ МАЛОРОССП ОТ ПОЛЬШИ.
289
зачества, праздно живущего продуктами чужого труда, вызовет новую войну с
панами. ЕмуЦбыло необходимо, с одной стороны, обеспечить себе уступчивость
короля, а с другой—разлучить его с теми людьми, которые были способны одушевить
шляхетское общество боевым энтузиазмом. Во всяком случае, Польша была
сподручнее Москвы для козадких каверз,—и он предпочел ослабление Польши
бунтами усилению Москвы верноподданством. Сам ли он сочинил такой план
действий, или же был им обязан интригану Выговскому, только в этом плане была
начертана погибель Речи Посполитой— и как независимого государства, и как
хозяйственного общества. Голодный и беспощадный гений Диких Полей,
вдохновенный поэзией Кипчакской орды, воплотился в орду Козацкуго, чтобы
пустынное Посулье и Поросье, вместе с Запорожскою Тмутороканыо, распространить
до самой Вислы. Вся великая работа колонизации Батыевских кочевьев, запечатанная
кровавыми жертвами и геройскими подвигами, вся многолетняя заслуга перед
человечеством нольскорусских рыцарей и вместе хозяевъ—'долженствовали исчезнуть
от ,,козацкого духа*, опустошительного, как смертоносный самум-гаррур.
По общему мнению правительствующих панов, только новый король был способен
отвести грозу козацкого бунта. Кисель внушал им, что козаки маестат Речи Посполитой
ставят ни во что, и признают одну власть—королевскую. „Поэтому-то“ (говорил
доматорский оракул) „Хмельницкий не пишется иначе, как гетманом Войска его
королевской милости Запорожского, нужды пет, что Речь Посполитая титуловала его
просто гетманом Войска Запорожского. Король у Козаков есть нечто божественное.
Именем короля начался козацкий бунт, именем короля оп и утихнетъ*.
Слова Киселя были водою, падавшею на колеса Хмельницкого. Паны приступили
немедленно к избранию и избрали не московского царя, который сохранил бы от
гибели миллионы человеческих жизней,—избрали не отца будущего короля, который
спас бы им миллиарды червонцев, заслуженные предками,—нет, они, вместо
защитников их жизни, нх имущества и чести, избрали такого государя, какой был
нужен козаку Тамерлану.
В?
‘ т. и.
Глава XVIII.
Воспитание и характер короля, избранного по указанию козацкого гетмана.—
Монах-разстрига на польском престоле.—Избирательный сейм.
Ян Казимир родился в 1609 году. В это время все добра князей Острожских
перешли уже в католические руки. Младший сын Князя Василия, Константин, умер, в
католическом самоистязании после распутной жизни, в 1600 году; средний, Александр,
носивший только для виду „образ русского благочестияв 1603 году; а сам Князь
Василий—в 1608-м. Наследникам „Острожчины“, составлявшей, можно сказать,
государство в государстве панов сравнительно с Острожскими мелкопоместных,
сделался князь Януш Острожский, первородный сын Князя Василия, „католик с
колыбели*, крещенный и воспитанный знаменитым иезуитом, Петром Скаргою.
Это было важным для Римской Курии завоеванием. Но она имела тогда в виду
несравненно больше: была надежда присоединить к Польше Московское Царство, как
некогда было присоединено Великое Княжество Литовское. Сигизмунд, по выражению