ОТПАДЕНИЕ МАЛОРОССИИ ОТ ПОЛЬШИ (ТОМ 2)

требовал ISO.000 талеров. Желая навербовать 30.000 войска, надобно было но крайней

мере „дат на руку® простым жолнерам столько, что это составляло до миллиона

флоринов, не считая покупки лошадей, мундиров, возов и платы офицерам. Сколько же

надобно было припасти денег, чтобы выступить в поле?

Неудивительно, что Оссолинский, видя, как отступил король от первоначального

плана войны, или вернее сказать-от её таинственности, неудивительно, что он

подчинился общему пегодованито, и не только сделался противником короля,

вылепившего себе магната из „простой глины®, но увлек за собой п всю свою партию.

Поляки полагают, что Оссолинский, обязанный, яко канцлер и сенатор, предостерегать

Речь Посполитую от угрожающей ей опасности, уведомил и некоторых сенаторов о

королевских замыслах. Во всяком случае король, как личность, был почтеннее своего

канцлера. Он входил в положение Оссолинского, и в последствии жаловался перед

венецианским послом так: .,Изменил мне канцлер, как Иуда Христу, не из злости и

ненависти®. Два польские ротмистра, вербовавшие жолнеров от имени короля,

бросились к Оссолпискому с обнаженными саблями, называя его врагом отечества, за

что были наказаны пнфамией. Но король, по невозможности заменить канцлера другим

советником, или же по недостатку твердости характера, продолжал доверять ему, как и

Радзеёвскому.

Получив отказ от канцлера коронного, Владислав надеялся, что не откажет ему в

печати по крайней мере канцлер литовский Но Альбрехт Радивил, приехавши в

Варшаву, писал в своем дневнике следующее:

„12 мая прибыл я в Уяздов, н слышу изо всех уст о войне. Удивляюсь,

расспрашиваю, доискиваюсь причины. Л думал, что Шведы ударили на нас, как

прибыл ко мне коронный канцлер от короля с уведомлением, что, вместо зайца,

поймали на охоте войну... Я спросил: напечатаны ли уже листы для ротмистров?— Еще

нет.—Тогда я сказал, что скорее позволю отрубить себе руку, нежели приложу к ним

литовскую печать. Коронный канцлер был того же мнения®.

Король почувствовал необходимость сделать первый легальный шаг для того, чтобы

втянуть Речь Посполитую в пойманную на охоте войну. Сеймовое постановление 1613

года гласило,—что въ

57

случае какой-нибудь внезапной опасности, король обязан предупреждать ее „но

докладу радным панам, каких скорее может увидеть". Владислав призвал в Варшаву

самых приверженных к нему членов Сенаторской Избы, чтоб убедить их в грозящей

Польше опасности и склонить к войне. Постановление панов рады узаконило бы его

поступки и—что всего важнее—подскарбий, то-есть государственный казначеи, мог бы

тогда выдать ему сумму, которую Речь Посполитая собирала уже четыре года на случай

войны с Турцией.

Оба канцлера опасались этой сенаторской рады, и потому условились видеться

накануне в саду монахов реформатов для совещания.

„Я советовалъ" (пишет литовский канцлер), „чтобы рады не было, по той причине,

что постановления секретных сенаторских рад всегда зависели от решения короля.

Завтрашняя рада не сопротивлялась бы его мнению, и мы должны были бы взять его

вины на себя, а пока оправдались бы на сейме, общая ненависть задушила бы нас. Вот

почему советовал я отложить раду до коронации королевы, чтобы дать обществу время

ознакомиться с этим деломъ".

Так и было поступлено. Оссолинский убедил короля, точно учитель школьника,

отложить безотлагательное в его революционных интересах дело, и так как оба

канцлера не согласились печатать приповедных листов, то король велел печатать их

комнатною (pokojaw№) печатью. О комнатной печати в сеймовых постановлениях

вовсе не упоминалось, и каждому гражданину представлялся полный произвол

„респектовать" эту печать, или нет.

Когда происходила в Варшаве такая путаница королевского и панского двоевластия,

пришло оффициальное известие о событии, которое говорило ясно, что и на русской

почве Польша стоит неурядицей: козаки вышли на Черное море. Эго известие

произвело в среде можновладников чрезвычайное волнение, точно как будто с их

стороны было сделано все, что мог бы сделать, в качестве панского диктатора,

Конецпольекий для предотвращения подобных событий.

Одновременно с одной революционной новостью поразила нанов и другая: к

Люблину двинулось 40 пушек, а перед арсеналом стояло уже 20 новых, готовых для

похода. Венециянский посол, получив часть занятых у королевы денег, делил их между

офицерами, давая себе такой вид, как будто он управлял войною. Тьеполо обращался с

речью к жолнерам, обещал награды,

т. п.

8

58

.

надзирал в арсенале за работами, объявлял даже, что король выступит в поход.

В то же самое время заграничные газеты говорили о королевских планах,

неизвестных правителям Польши, о договорах с иностранными державами,

игнорировавших права Речи Посполитой.

Все это возбуждало в сенаторах негодование; а тут еще было получено известие о

приближении турецкого посла. Надобно было действовать.

В несколько дней все можновладним пришли в движение и соединились против

короля. Революция королевская вызвала в Польше революцию шляхетскую. Быстро

вскипела оппозиция, и уже литовские „сословия* требовали от короля созвания сейма,