ОТПАДЕНИЕ МАЛОРОССИИ ОТ ПОЛЬШИ (ТОМ 2)

том, что король сзовет 23 (13) октября сейм и уведомит все державы, с которыми начал

договоры, чтобы прислали на сейм послов с определенным и твердым объявлением,

чего Речь Посполитая может от них надеяться в случае, войны. Наконец, сенаторы

признали войну с Татарами необходимою, обещали склонять к ней шляхту, просили

.

65

только „униженно", чтобы король не выезжал во Львов и не воз-

• буждал этим Турок, а лучше употребил то время на поправление своего

здоровья. Король отвечал, что должен посоветоваться с коронным гетманом, а когда

ему советовали лучше вызвать к себе гетмана, или через верного человека объявить

ему свою волю, он оставил этот совет без ответа и удалился.

Пытались еще однажды, вечером, сделать ему представление об этом деле, но

король, произнося несколько непонятных слов, велел прислуге нести себя в спальню,

откуда тайком уехал в Неполомицы на охоту.

Гпев бискупов-сенаторов обратился на венецианского посла. Едва король уехал, ему

велели, в два часа ночи, выехать за 4 мили от городского округа. Тьеполо поехал

жаловаться к королю, и застал у него графа Магни, который вернулся из своего

посольства с донесением, что, как немецкие князья, так и Торстенсон отказали в своей

помощи.

„Мы сделали вее" (сказал король венецианскому послу), „чти> были в силах. Все

кпязья отказали нам в помощи; весь народ нам воспротивился; мы подвергли

опасности наше королевское достоинство... Но не сожалеем о том; попрежнему стоим

на своем предприятии, и когда б имели достаточно помощи, могли бы теперь

действовать еще успешнее".

К этому прибавил он, что выезжает во Львов; что значительные силы стоят уже на

границе; но если решительный ответ итальянских князей придет поздно, тогда—все

кончено.

Граф Магни получил тотчас повеление ехать в Италию. Король отправил гонцов к

московскому царю и в Персию, а сам выехал во Львов, повелев остальные пушки везти

за собою.

• Поездка во Львов открыла глаза всем, кто до сих пор верил королю, что он с

Турцией воевать не думает. Вспомнили, что еще в мае говорили в Варшаве публично;

что военные приготовления окончатся в июле; что тогда^же король выедет во Львов;

что в первых числах августа выступит в поле... Поэтому выезд его во Львов считали

началом военных действий против Турции.

5 августа прибыл король в город нашего Льва Даниловича. Его сопровождала

королева, вместе с нунцием, французским послом, Оссолинским и несколькими

надежными приятелями. Едва приехал он в столицу Червонной Руси, как его засыпали

письмами можновладников. Шляхта следила за своим королем, как за

т. и.

9

66

.

опасным врагом. Знали, кто входил в архиепископские палаты, где он остановился,

кто выходил. Знали, у кого король был п с кем говорил. Ловили на лету слова его

дворян. Но пе было возможности проникнуть в окружавшую его тайну.

Король сделал смотр войску. Но видя, что вербовка шла вяло, по недостатку денег,

что шляхта сторопится от военной службы, а можновладники проникнуты духом

оппозиции, решился, вместо дальнейшего пути к Подольскому Каменцу, вернуться в

Варшаву. С этим намерением созвал он, под величайшим секретом, военный совет, и

повелел гетману Потоцкому, ставши с обозом под Каменцем, ожидать дальнейших

распоряжений. В то же время козаки вышли вновь на Черное море, а король отправил

изо Львова к султану письмо, обвинявшее Турцию в нарушении мира, так как

Буджацкие Татары не переселены в Крым. Это письмо было вызовом на войну. Король,

очевидно, надеялся, что Порта потребует объяснений и пойдет на уступки, или же

станет грозить войною. В случае благоприятного ответа со стороны венецияпской

синьории и князей итальянских, как опасения, так и угрозы Порты могли только

помочь королю на сейме для начатия войны. Но еелпбы Венеция ответила

отрицательно, тогда вооружения короля и уступки, ожидаемые от Порты, принесли бы

по крайней мере ту пользу Польше, что Буджацкие Татары были бы переселены в

Крым. Во всяком случае, можно было бы, па основании этого письма, начать

переговоры и доказать Порте ясно, что вооружения короля были направлены не против

неё, а против Буджацких Татар.

Между тем гетман Потоцкий, вместо того, чтобы повиноваться королевским

повелениям, донес обо всем сенаторам, а опп советовали ему, с предостережениями и

внушениями, чтобы медлительностию уклонялся от исполнения королевских

распоряжений. Согласно с панскими внушениями, Потоцкий изыскивал различные

препятствия к немедленному перенесению лагеря под Каменец, пока король, не

догадываясь о его махинации, вернулся наконец в Варшаву ни с чем.

„Был я у короля* (писал в Венецию Тьеполо), „лишь только он вернулся изо Львова,

и нашел его непоколебимым в своих предначертаниях. Король говорил мне, что его

пребывание во Львове встревожит Порту; что бата силистрийский прислал во Львов

соглядатая с уверением, будто Буджацкие Татары получили строгое повеление не

появляться в Польше, а быть в готовности против Москвы. Сказал мне также, что

нетерпеливо ждет возвращения

67

графа Магни и сейма, и что получил верное известие о козаках: они ободрены

удачею в морском походе и двинулись дальше”.