ОТПАДЕНИЕ МАЛОРОССИИ ОТ ПОЛЬШИ (ТОМ 3)

сопровождавшим его козацким полковникам: „Ну что? проспался уже ваш Хмель? Он

обманывал меня нелепыми баснями, что польское войско слабо и молодо. Ступайте к

нему, пускай идет сперва сам выбирать мед у этих пчел, да пускай прогонит прочь

такое множество жалъ®.

Об известном читателю зазыве Татар на добычу и о сарказме Ислам-Гирея можно

сказать с Итальянцами: si non e vero, ё ben trovato *). Но старый Хмель наш

действительно попал в такое положение, что и шесть десятков его гармат, и десятки

тысяч козацких самопалов, мушкетов, пищалей оказывались бессильными выкурить

польских пчел из указанного Чернецким становища для пасеки. Если хан, воин ума

посредственного, смекнул так или иначе делом, то наш гениальный сочинитель

стольких разбойничьих походов должен был предчувствовать результат великого боя.

Вся его надежда была на Татар, а Татары лизали свои раны с собачьим визгом. Созвал

Хмель старшину на совет, как быть,—он, в намерения которого не приникали „ни чуры

козацкие, ни мужи громадские®,—он, который никогда не затруднялся вопросом: как

вокруг Ляхов закрутити веремия? По всей вероятности, Хмельницкий, зная о

выраженной ханом готовности войти переговоры с королем, опасался вновь очутиться

между двух сил, как под Зборовым. Но того, чтб вскоре произошло с Крымским

Добрддием, не мог он допустить в потомке великого завоевателя Чингиса.

Блестящий панский отряд, озиравший панское войско, обратил на себя внимание

тех опытных рыцарей, у которых Ян Казимир находился под командой. Позвали

шляхтича Отвиновского, долго яшв. шего в Крыму и хорошо знавшего татарские

обычаи; дали ему посмотреть в телескоп, и спросили: чтб значил бы этот отряд на

левом татарском крыле? Отвиновский тотчас заметил три бунчука и показал хорошо,

где стоит хан. Туда велели пушкарю нацелить пушку. Выстрел был меток. Ядро сорвало

бунчужного, и хан, раненный в ногу, убрался поскорее из рекогносцировки. Такова

была первая версия лагерной молвы; после узнали, что хана ядро не тронуло, но убило

нескольких мурз.

*) Если это несправедливо, то хорошо придумано, т. ш.

30

234

.

Оба войска стояли бездейственно до трех часов пополудни. Пушки прогнали

гарцовников с поля. Король отправил к хану парламентера с вызовом на битву, но не

получил никакого ответа. Паны совещались уже о том, чтоб отложить битву до утра, а

король едва ли не с тем и звал хана на бой, чтоб навести его на мысль о переторжке, как

прискакал от Вишневецкого бидговский староста, Денгоф, с настоятельной просьбой

не откладывать битвы. Король принял гонца за счастливое предзнаменование, сделал

на воздухе крест и повелел Вишневецкому начинать.

Затрубили трубы, загудели бубны. Из левого крыла выскочило в поле 18 хоругвей в

трех эскадронах. (Я следую повести польской во всем, что касается польской

национальной славы, равно как и бесславия). Впереди хоругвей летел ненавистный и

страшный козакам князь Ярема с обнаженной саблею, без панцыря, без шапки. Его

боевому вдохновению и быстрому движению левого фланга приписывали многие всю

славу дня. В помощь наступающим поднялся вихрь, и ударил песком в глаза

хмельничанам, а солнечные лучи помогали песку. Но козаки бросились навстречу

Ляхам стремительно всею массою конницы и наступили табором. Они опередили

султанских Татар, силистрийских Турок, и первые приняли панский удар. В поддержку

Вишневецкому, ринулась в битву шляхта воеводств Краковского, Оендомирского,

Лэнчицкого и других. По почину пламенного Русича, Поляки „позвонили в дедовскую

славу" не хуже отступников родной национальности. „Весь этот флангъ" (пишет

польский Самовидец) „вскоре потерялся в толпе неприятелей, и долго не было видно

начинателей боя, только слышен был гул от пушечной и ружейной пальбы. Иапш

полагали, что никто из них не возвратится. Оказалось, однакож, что атака увенчалась

успехом. Стремительным напором они заставили податься все козацкое войско и

разорвали было (si ё vero) табор, хотя при этом и сами понесли чувствительные потери.

В помощь козакам пришли Татары с левого фланга, и тогда ряды наши, будучи не в

силах удержать напора слишком численного неприятеля, стали ослабевать и отступать

к редутам. Но тут они оправились, и возобновили нападение столь успешно, что

неприятель, побежденный натиею решимостью, должен был наконец податься назад.

Козаки отступили в свой табор,хотя он в начале и был разорван, но они успели его

восстановить,—Орда же удалилась на близ лежащую возвышенность".

.

235

Между тем иезуиты научили короля ездить но рядам и заохочивать войско к бою за

веру, за поруганные святилища, за „божеское право1', нужды нет, что одни из его

слушателей леиоведывалп „веру Хмельницкаго", последователя „Наливайковой секты",

а другие истребляли даже своих единоверцев pod prctextcm wiary rus* kiej,

следовательво шли в бой, как неверные.

Теперь коронным канцлером был опекун. Окруженный духовенством, именующим

национальную веру туземцев схизмою, он велел поднять высоко над валами польский

щзатжь с польским Иезуеом, истребляемый всюду козаками, и всего прежде в

могилйаском Заднеприц. Польского короля—иезуита и кардинала окружало много лиц,