детей. Во имя церкви и веры, сатана мог быть угощен .в козацком таборе таким пиром,
каким чествовал его в Полонпом славный Перебийное.
Я с удовольствием отмечаю, что благородный, насколько это было возможно под
иезуитским режимом, Освецим не говорит о найденных в козацком таборе мучениках-
Ляхах. Молчит он и о том, чтобы жолнеры были так жартовливн в свирепстве, как
наши козаки. Убивали без пощады все живое—и только. По свидетельству же одного из
очевидцев, козацкие плеппики, как например походный наместник литовского
подкаицлера, Вилямовский, вышли из табора живыми и здоровыми. Ободранные
живьем и жарспные на рожнах Ляхи нужны были только ксендзам, братьям по ремеслу
таких ревнителей веры и церкви, каким был автор Львовской Летописи.
Как быстро охватила козацкий табори, тревога, видно из того, что в нем жолнеры
нашли пылающие огни, кобеняки, шапки, го-
264
»
рох в горшках, говядину в котлах и недоеденное жаркое. Малорусская поговорка:
„покидай печене й варене“ могла явиться после такого случая. С хохотом рассказывала
торжествующая шляхта, что козаки, сидя за своим стданъем полуодетые, бежали с
ложками во рту. До самой ночи Поляки и шшкоруссы . резали беглецов. Легло их йод
Берестечком, по свидетельству панской Немезиды, более 20.000. Но неожиданное
торжество над неприятелем от веселого смеха и радостного созерцания бойни перешло
наконец в горестное сознание напрасного человекоистреблеиия. Никому в панском
войске не пришло в голову воспеть Te Deum, как после бегства Татар и Хмельницкого.
Сохранилось даже предание, что уедпненпый отряд королевской гвардии, проезжая по
молчаливому побоищу при свете месяца, плакал.
Если в самом деле так было, то в этом глубокочеловечном плаче падо.ипо видеть
предчувствие грядущих зол, которые были посеяпы и козаками, и панами в моменты
безразсудного торжества одних над другими.
Б тптпипе ночи, под кротким еияпием полного месяца, сцена избиения безоружпых
людей воскресала в полпом ужасе. Сколько можно было завидеть оком, валялись
человеческие тела, и потоки еще не застывшей крови изливались доречьем в
Плитовую. Б этой крови, точпо в сатанинском подражании водам Иордана, крестилась
теперь наша Русь, еще не докреицешиая папистами. После того, что произошло между
представителями двух республик под Берестечком, солидарность веры панской с верой
козацкою во имя Христа— исчезла, и даже толки Киселей об этой солидарности
умолкли. Победа под Берестечком была победой не только панов над коза* ками, по и
Кадлубков, Длугошей, Пизопов, Скарг и прозелитов папства, Потеев, Терлецкпх,
Кусевичсй, Рутскпх над „преподобными мужами Россами“, которых воззвания и
увещания, обращенные к польскорусским папам, оказались напрасными. Подобно тому,
как мнимый протектор православия, Острожский, соединив судьбы своего дома с
судьбами католиков и протестантов, был православным князем только снаружи,—все
подобные ему православиики, пе попавшие в сети Лойолы, Лютера и Кальвина, давно
уже только назывались последователями греческой веры, в духе же своем были
завоеваны’римскою церковно, и Берестечко довершило завоевание.
Кровавым днем 10 июля закончилась для панов знаменитая кампания, но пе
Козацкая война. По мнению Освецима, причиною тому была медлительность
представителей Полыни. „Вместо того“ (ши-
265
тет он), чтоб ударить на встревоженного неприятеля с решимостью после
первоначальной победы, ыы стали действовать медленно, будто на досуге; дозволили
ему опомпиться, собраться с силами и спастись бегством. Указывали много причин
этой медлительности: частые перемены в решениях военной рады, беспорядок и
отсутствие дисциплины, слитком недостаточное количество пехоты, необходимой для
приступа: ибо невозможно было действовать конницею по причипе валов, окружавших
табор, широких и многочисленных рвов, защищавших его внутри... Много повлияло на
вялое ведение дела и весть о том, будто хан и Хмельницкий остановились у Вишиевца:
опа произвела было в папием войске совершенный упадок духа, хотя, по моему
мнению, в виду этой вести, следовало тем с большего энергией идти па приступ, чтобы
предупредить приход новых сил к неприятелю. Те лица, которые, невидимому, знали
тайные побуждения я намерения короля, утверждали, что какойто астролог уверил его,
будто бы числа 5, 6, 11 и 12 июля для него несчастны, но что конец месяца будет для
него неимоверно счастливее... Король решился обождать, пока не мипуют означенные
дни. Между тем среди праздности, продолжавшейся 10 дней, силы паши ослабевали,
войско стало терпеть нужду, многие солдаты в иностранных и польских региментах
умирали от недостатка пиицп, мужество ии пыл улеглись, и среди пас воцарился такой
беспорядок, и чувствовался такой недостаток во всем, что хотя, повидимому, мы
осаждали неприятеля, но скорее самп чувствовали себя в осаде, подобно тому, как
сказано в старой, по остроумной поговорке: „я поймал Татарина, но он меня пе
пускаетъ". Неприятель же наш избирался храбрости, усиливался, возвел укрепления и
мужественно в них держался. Козаки беспокоили наших постоянными вылазками дпем