ОТПАДЕНИЕ МАЛОРОССИИ ОТ ПОЛЬШИ (ТОМ 3)

Козаки отвечали: „Старши сказали нам, що

316

.

вже мир бде; вы земли не псуйте". Тут заметили козаки одного чужеземца между

челядью, начали колотить самопалами и рвать на нем волосы с криком: „А ты на що

землю псуёш? Инша (рич) Ляхам, а ишша вам: бо ты чоловики позьиченый,—и,

оборвав на нем волосы, отпустили".

Сентября 13 становился Потоцкий под Германовкою, а литовское войско, прийдя

из-под Киева, расположилось в полумиле. Войска соединялись перед козацкимя

послами, которые прибыли с Маховским. Козаки хвалились, будто бы у них 40.000

Татар; но Маховский выведал, что всего только 6.000. „Разсказывал Маховский"

(говорит походный дневник) „о сделанном ему довольно почтительном и пристойном

приеме, и какие разговоры и шутки были с обе* их сторон, также и о разладе с Ордою,

и о Берестечской войне, как она сделала страшным королевское имя... Между прочим

сама червь признавала, что под Берестечком одна королевская пуля была сильнее сотни

козацких; что когда в пятницу били из пушек, то мы едва не провалились в землю; как

хан постыдно бежал, хотя клялся Магометом, что вернется за две мили. Хмельницкий

же сам шутя советовал пану Краковскому жениться, как сделал он: „бо тим робом

скбрше буде мир: бо и я, и вин хапати мемось до жинок; а поки будемо вдовцами, дак

бильше битимемось, аниж седитимем тихо". Когда Маховский отдавал коммиссарский

лист, Хмельницкий менялся в лице, и был очень огорчен, что ему паны коммиссары не

дали гетманского титула; а полковник Джеджалла тотчас начал браниться и кричать,

что „не годилось так боронити нашому добрбдиеви гетьманського титулу". Но

Маховский так успокоил их рациями и примерами, что все замолчали и, насторожив

удш (podniesionemi uszami) слушали тот лист, а по прочтении его я по удалении

сторонних (semotis arbitris), предложил Маховский Хмельницкому разрыв с Ордою. К

этому он отнесся сомнительно и подозрительно, обещая лучше вместе с Ордой идти на

Турок. Три часа препирались они об Орде. Маховский несколько раз порывался

отъехать, ничего не сделавши; но Выговский задержал его, и с ним опять спорили часа

три, Маховский обнадеживал его королевскою милостью и восстановлением чести его

на сейме, если приведет Хмельницкого к войне с Татарами. Ибо Выговский владеет

сердцем и умом (posiada cor et mentem) Хмельницкого, и распоряяиается им, как отец

сыном. После того заперся Выговский с Хмельницким и так долго усиливался навести

его на лучшие мысли, что дошло у них даже до ссоры, и уже Выговский уходилъ

.

817

с досадою, но Хмельницкий упросил его вернуться. Тогда приступили к другому

вопросу,—чтобы сам Хмельницкий явился с Выговским в наш лагерь для трактатов,

доверившись нашему слову; что они, вероятно, и сделали бы, но чернь и полковники

ни под каким видом на это не соглашались, говоря, что опасаются, как бы они не

остались так в ляшеском войске, как и Крыса под Берестечком; а когда Маховский

никоим образом не хотел отступить от этого поручения, Выговский почти на коленах

просил его, чтобы съезд коммиссаров с козацкими депутатами был назначен в Белой

Церкви: ибо и в поле нельзя было безопасно трактовать в виду своевольной Орды. Для

большего удостоверения панов коммиссаров, Хмельницкий присягнул со всеми

полковниками, на кодевах с поднятыми пальцами, сохранить данное слово*.

После долгих совещаний, паны решили— вручить коммиссарам креденс к

Запорожскому Войску и 24 пункта, о которых они должны будут трактовать.

Коммиссары отправились 16 сентября в Белую Церковь, под прикрытием двух полков и

500 драгун, с тем чтобы с ними остались только драгуны. То были: киевский воевода

иѴдам Кисель, смоленский воевода Кароль Глебович, литовский стольник Викентий

Гонсевский и брацлавшй подсудок Казимир Косаковский. Глядя на богатство, как на

внушительную эмблему силы и власти, они взяли с собой скарбовые возы, не

сообразив того, что в козаках и Татарах эта выставка, вместо уважения к послам,

возбудит жажду к поживе.

По отъезде коммиссаров, паны тотчас увидели, с кем имеют дело. На панский лагер

наскочили Татары, в числе 1.000 коней, и „сделали не малую шкоду в челяди*:

нахватали людей и лошадей. Пустились жолнеры в погоню, но настигли одного только

хищника, который показал, что пришел Карач-бей с 4.000 Татар, а другие отряды

стягиваются, но хана и султан-галги не будет, и едвали придет больше Орды. Между

тем козаки'выказывали крайнее ожесточение к панам, и кричали со всех сторон: „Чего

ци бунтовникй Ляхи прийшлиї сюдьи? Вже ж король .вернувсь. Се вже не ваша земля, а

царська*. Даже мужикам, остававшимся в тылу панского войска, козаки грозили, что

будут истреблять и их самих, и их имущество, а Паволоч, разделившуюся на ся между

хмельничанами и панщанами, намеревались „пустить с дымом к небу*.

Коммиссары не возвращались из козакотатарского омута, и не было никакой вести о

них. На другой день панский подъезд не

818

.

мог узнать о них ничего, а нашел только в поле воткнутый в землю шест с запиской

на литовском языке. Коммиссары просили Радивила поскорее прислать сильный

конвой и спасать их от бунтующего хлопства.