ОТПАДЕНИЕ МАЛОРОССИИ ОТ ПОЛЬШИ (ТОМ 3)

панское войско в козацких полковых городах не квартировало; 3) не соглашались бить

Орду и отдать панам татарских мурз.

Москаленко и Гладкйй боялись в панском лагере за расхищение коммиссарских

возов, и спросили у сендомирского хорунжого: „Пане Чернёцький! чи нас не

постинають за те, що панив коммиссарив пожакували®?— „Мы не насилуем права

народовъ", отвечал с благородной гордостью питомец иезуитов, не сознавая, что

насилие над самым священным из народных прав, над свободой религиозной совести,

вызвало Польшу на боевой суд с недополяченною Русью.

Через несколько часов козацкие уполномоченные получили такую декларацию: „Так

как вы бить Орду не хотите, то отрекитесь от неё клятвенно, а мы сами покараем ее, без

вашего вмегоатель • ства“. После долгих переговоров, паны согласились на 15.000

реестровиков, а Потоцкий обещал охранить от жолнерских постоев полковые города:

Еанев, Чигирин, Корсунь, Переяслав и Черкас. Что касается кривды коммиссаров, то

они объявили, что, ради благ мира, отдают ее Богу и отчизне, а так как перед их

глазами Хмельницкий тотчас велел обезглавить 15 хищных Козаков, то желали только,

чтоб и гругих подвергли такой же каре.

„Достойно замечания® (сказано в походном дневнике), „что чернь сожалела о

литовских панах, говоря: „Когда бы Ляхи сами были коммиссарами, то не вышли б

отсюда; но эти хорошие паны (tak grzeczne panowie) не виновны перед нами: только это

и спасло их от разнузданной сволочи (przed wynzdanym motiochern)““.

Дав знать козакам, что идет принять от них верноподданническую присягу,

Потоцкий двинулся из-под Германовки 20 сентября. Оба войска, коронное и литовское,

шли рядом, в боевом порядке. „Строй наших войскъ® (говорится в дневнике) „казался

огромным: ибо и табор был окружен, войском. Коронные возы

.

321

шли в 74 ряда, а литовские в 40, по широкой равнине. Чело войска занимало по

малой мере такую линию, как от Варшавы до Воли, а в длину возы тянулись на

громадную подольскую милю, в большом порядке... Посмотрев на такое прекрасное

войско, конное, оружное, панцырвое, огромное, обстрелянное и хорошо обученное, как

мы посматривали на него с высоких могил, надобно было заплакать вместе с Ксерксом,

—не о том, что от этих людей ни одного не останется через несколько десятков лет, а о

том, что столь огромное войско должно терзать собственные внутренности, и что оно

не обращается против оттоманской силы, которой пришел бы конец “.

Вот исповедь факта, что не козаки разрушили Польшу, а сама шляхта, продуктом

которой был безнаказанный грабитель, жолнер, и беспощадный руинник, козак!

„Целую ночь“ (сказано дальше в дневнике), „как остановились мы па походе, так и

ночевали, не допуская сна к нашим глазамъ".

Под Белою Церковью Потоцкий получил от Хмельницкого письмо, в котором тот

выразил удивление, что панское войско приблизилось, и просил коммиссаров съехаться

съкозацкими уполномоченными на урочище Гострый Камень, в 300 коней с той и

другой стороны.

По вчерашнему соглашению, с панской стороны выехало 12 особ для переговоров о

некоторых пунктах относительно присяги. Под Гострою Могилою была разбита для

них палатка, а в четырех выстрелах от неё стоили три гусарские хоругви. Козаки

требовали, чтобы хоругви отошли к лагерю; но паны видели, что они с умыслом

скрыли Татар в соседней пасеке. Хоругви всетаки отступили немного в сторону. Тогда

козаки потребовали от панов залояшиков. Дали им в заложники шляхтичей Тишу и

Люлю. Наконец приехало к палаткам 12 простых Козаков и только один меж ними из

старшины, на прозвище Ордынец. Поклонясь панам, один козак начал говорить, что

гетман их и Запорожское Войско требуют трех пунктов: 1) чтобы Зборовский договор

был сохранен вполне; 2) чтобы жолнер вышел отсюда, и не располагался постоем; 3)

чтобы паны не разрывали дружбы Козаков сТатарами: ибо татары—сторожа козацкой

свободы.

Паны с изумлением указали на состоявшееся уже соглашение. Козаки отвечали:

„Мы разъихались из паном гетьманом. Не знаємо, не видиемо, щб миж вами було, а

вийсько с тим нас послало". Кисель с жаром (patetice) стйл их уговаривать; но козаки

т. ш.

41

322

были к его красноречию глухи. Согласились только посоветоваться с Выговским, и

лишь только уехали, тотчас возвратили панам заложников.

Чтобы застращать Козаков, Потоцкий двинулся к их табору. Правым крылом

вызвался командовать князь Радивил, по замечанию дневника, жадный к славе: ему

предстояла наибольшая опасность со стороны болота, рвов и козацких пасек. Левым

командовал Калиновский, центромъ—Потоцкий. Подпоенные бочками горилки козаки

высыпали с Татарами в поле и смотрели из-за могил иа движение панского войска,

которое генерал Пршиемский построил в боевой порядок, подобный берестечскому.

Языки показали, что неприятель покрыл все поле. По почину Радивила, произошла

весьма серьезная стычка. Козаки несколько раз были прогнаны под самый табор. Два

панцирные сотника козацких попали в плен, но были так пьяны (по словам дневника),

что не могли и говорить.

На другой день, сентября 24 (14) Хмельницкий прислал к Потоцкому пленного

жолнера с выражением своего удивления: он де не велел выходить своему войску, и