Записка встревожила все войско. Паны горько раскаивались в своем доверии к
варварам. Немедленно был отправлен к Белой Церкви полевой гетман со 130 хоругвями
для обеспечения коммиссаров. Никто не вышел к ним из города, и отправленные в
город посланцы не вернулись, а между тем козаки подступили к Белой Церкви табором,
и хоругви, проголодавшись, вернулись в великой тревоге. Был уже вопрос о том, чтобы
двинуться вперед всем войском и биться за коммиссаров на пропалую. Но сперва
отправили письмо к Адаму Киселю, чтоб осведомиться, живы ли коммиссары. В
беспокойстве, в мучениях стыда и раскаянья прошли целые сутки. Но в полдень
пробежал гонец с известием, что коммиссары возвращаются, только Татары насели на
их конвой, и они просят помощи. Бросилось все войско к лошадям и оружию.
Навстречу коммиссарам выскочило тысячи три коронных и литовских охотников,
выступила в поле пехота и рейтария полками, а вместе с ними и множество челяди,
которой при коронном войске насчитывали не менее 15.000, да при литовском было
наверное 6.000.
Коммиссаров благополучно встретили на пути; но скарбовые возы их разграбили
уже Татары и козаки, так что коммиссары потеряли все свое имущество, и остались
только с тем, что было на них (tylko jak chodzili, tak lyIi zostawieni). Автор походного
дневника исчисляет потерю их, возбуждая сожаление в своем обществе и смех в
нашем: „У пана воеводы смоленскаго" (пишет он) „и пана стольника литовского
расхищено не меньше, как на 100.000 злотых деньгами и серебром, в том числе
дорогой перстень и диамантовая запоиа с парою таких же петлиц; у пана киевского
воеводы—серебро, коней и палатки на 18.000 злотых; у пана брацлавского подсудка—
на 6.000 злотыхъ'5'*); и которому из черни не досталось какой-нибудь драгоценности, те
рвали с рыдванов опоны на куски, и потрясая, хвалились, что это—ляцька здобыч. Мы
приветствовали панов коммиссаров с невыразимою радостью: ибо считали их уже
погибшими (obzalowali, jako zgukione glowy)“.
*) По известию Фсвециша, Киеель и Косаковский утратили более, чем на 30.000*
.
319
Только тогда признали в лагере безразсудством со стороны толевого гетмана, что он
вернулся вчера с сотнею хоругвей, не дождавшись коммиссаров. Коммиссарьт отдавали
справедливость Хмельницкому, что погибли бы в Белой Церкви, когда бы не он, не
Выговский и не полковники Хмелецкий, Гладкий, Богун и Бромецкий. По их рассказу,
Хмельницкий искренно желал мира вместе со всею старшиною; но дерзкая чернь раз
пятнадцать пыталась брать их в замочке „приступом и изменою". Полковники рубили
своевольных саблями, били обухами, а одного козака Богун обезглавил, когда тот, при
виде съестных припасов для коммиссаров, закричала: „Дак се мы складатимемо Ляхам
стацию"! Выговский, увидев смоленского воеводу и литовского стольника (у которых
было больше других оказалости), сказал: „Не с ума ли вы сошли панове? приехали к
мужикам в огонь! И мы, обороняя вас, погибнемъ". Но так усердно все „трактовали"
коммиссаров, что и спали вместе с ними, разгоняя бунтовщиков. „Разве по нашим
трупам доберутся до васъ", успокаивали они своих гостей, не в пример таким
„совершеннейшим во всех отношениях людямъ", каких прославляют киевские
профаны. Татары всего больше порывались на литовского стольника. Один из них
пустил из лука стрелу в замковое окно, и едва не убил Киселя, а другой стрелой—
литовского стольника.
Вот все, что нам известно из достоверных источников о пребывании коммиссаров
среди козакотатарской орды в Белой Церкви. ЧтЬ касается самих переговоров, то в
уцелевших письменах не упомянуто вовсе о трех важных пунктах, предложенных
панами козакам, как победителями побежденным, и упомянутых только в дневнике
Освецима: 1) чтобы Хмельницкий уплатил коронному войску жолд за несколько
четвертей года; 2) чтобы Козаков осталось в реестре только в 12.000, и 3) чтобы на
место Хмельницкого был выбран гетманом кто-нибудь другой. Освецим пишет, что
козаки в начале согласились было на уплату жолда и на
12.000
реестровиков, но Хмельницкий оставлен гетманом попрежнему, и потом
первые два условия отвергнуты...
В этом известии есть что-то недосказанное. Вероятно, Хмельницкий и Выговский с
братией согласились на два первые условия толькодля того, чтобы коммиссары не
настаивали на выборе гетмана, а когда вопрос о гетманстве был решен в пользу
Хмельницкого, тогда онъ—выражусь по-малорусски—из их же хворосту да им же
загнув и карлючку; а загибая карлючку, он больше ниче-
320
.
го не должен был делать, как довести под рукой до сведения черни о ляшеских
требованиях,—и вот Освецим пишет: „Эти условия вызвали среди Козаков большое
волнение. 'Зернь вознегодовала на Хмельницкого: „Ты здобу в соби славу и збагатився
нашими головами, а тепёр еднаесся з Ляхами, выпёсуеш нас из лэестра, Ляхам нас
подаёш! Вони сядуть нам на шию, и т. и“.
На все прочие пункты козаки согласились, но потом раздумали, и прислали к панам
двух полковников, Москаленка и Гладкбго, трактовать вновь о трех пунктах: 1) число
реестровиков соглашались они уменьшить лишь до 20.000; 2) настаивали, чтобы