трубили во все трубы, звонили во все колокола и, может быть, одпа только Москва, стоя
за пределами иезуитского господства над европейскими и азиатскими умами, понимала
все ничтожество польского короля и всю несостоятельность его королевства.
Разсчитывая на командование сотнями тысяч войска и на подавление не только
польской, но и московской Руси, Ян Казимир послал в помощь союзным князькам 40
хоругвей и 1.200 драгун с 6 пушками, под начальством Коядрацкого, по имени Русина.
Теперь ему оставалось только ждать оть совершающего свое дело Пана Бога великия и
богатые милости за свои личные и за панския
384
.
добродетели. Но, чтобы тем скорее и блистательнее воспользоваться этой
милостью, он двинулся со всем войском к югу, где намеревался запять удобную
позицию для соединения всех союзных войск. Из этого мудрого на бумаге и на словах
плана вышла, как увидим, все та же неурядица, на которую московские послы
указывали панам пальцем.
Военная рада представила самому королю назначить местность для лагеря, и король
избрал Галич. Разослав универсалы, возвещавшие, что он идет на Козаков, король
выступил 29 августа из-под Глинян. Он подвигался медленно, потому что осенняя
слякоть портила дороги.
На пути своем получил он из-под Сочавы благодарность за подкрепление и вместе с
нею уверение в общей готовности служить ему. Новый волошский господарь просил
его направлять свой поход в Украину. Король давно уже думал о том, чтоб пдтп в
Украину, и с этой целью послал литовскому гетману повеление— двинуться к Киеву в
то самое время, когда коронное войско будет приближаться к этому центру
Малороссии. Но литовский гетман „не послушался* короля, как в свое время не
послушался его брата, Владислава, гетман коронный. Ослушание свое оправдывал он
тем, что Москва стягиваетъ' войска к литовским границам. Итак Ян Казимир напрасно
дразнил своих народных пророков, отдав кальвинисту виленекое воеводство. Все
обвиняли Радивила в измене; но в Польше тогда столько людей было изменниками,
начиная с короля, что и самого Хмельницкого с его сыновьями, находили возможным
уравнять в дигяитарствах с Замойскими, Жовковскими, Конецподьскими. Как в
Московском Государстве, опозоренном так называемым расстригою, великопанскому
дому Мпитков было возможно принять в свое родство Тушинского Вора, так ив
королерстве „доблестных Поляковъ", после избрания на престол расстриги по воле
разбойника, следовало допустить и этого самого разбойника к участию во всех
пожалованиях, предоставленных королю-разстриге.
Получив благодарственное письмо от Стефана Гергицы с просьбой о походе в
Украину, и сведав, что Хмельницкий, со всеми своими силами, идет на освобождение
Сочавы, Ян Казимир опять переменил свой план и решился—часть войска послать
комонником под Сочаву, а с остальным подвигаться медленно к Подольскому Каменцу.
.
S85
Через несколько дней пришли другие вести,—что Хмельницкий остается в Белой
Церкви, и только часть Козаков и Татар „запустилась" • йод Константинов. Опять
изменили план похода окружавшие своего короля паны: король должен быль остаться в
Галиче, а войско идти на Козаков и Татар. Между тем снова повторились
предостережения, напоминавшие Зборовщину,—что неприятель приближается с
великими силами. Король снова переменил свое намерение;, и двинулся со всем
войском под неприступный Каменец, где он мог дождаться безопасно обещанных ему
подкреплений из-под Сочавы.
Еще через несколько дней пришли письма от Гергицы и Ракочия. Один уведомлял,
что два козацкие полка идут на выручку Сочавы, что сам Хмельницкий выступил в
поход, но не известно, куда, в помощь ли сыну? или же против королевского войска, и
что хан, после байрама, садится на коня. Другой просил заградить путь в Волощину —
Хмельницкому на выручку сына, а Лупулу на выручку сокровищ. Ракочия пугало
движение силистрийского бати с Турками и Татарами на сю сторону Дуная: байт мог
освободить и сына Хмельницкого и сокровища Лупула от осаждающих.
Вместе с тем король узнал, что Хмельницкий приближается, по хана с ним нет.
Коронное войско стояло уже тогда под Каменцем. Паны, имевшие добра в Подолии и
Покутье, боялись жолнерских грабежей, поэтому убеждали короля отозвать
Кондрацкого из-под Сочавы, наступить на Хмельницкого, пока не соединился он с
ханом, и положить конец козацким бунтам (исщс glowЈ rcbellii), а потом взять Сочаву.
Противоречил им в военной раде коронный маршал, Любомирский: он советовал взять
сперва Сочаву, чтобы не оставлять неприятеля у себя в тылу, чтобы не потерять
союзников, чтобы славою, которою стоят войны, поразить слух неприятеля и ударить
на него соединенными силами. Теперь же, (говорил оп), пе имея ни откуда верных
известий о неприятеле, не следует рисковать „последними силами" Речи Посполитой.
Много сделал коронный маршал убедительных замечании, но все опи представляли
короля, вместе с его правительством, в безотрадном виде, и чем были справедливее,
тем были для большинства неприятнее. Король согласился с мнением большинства и
решился идти в Украину.
Войско выступило в поход к Бару и шло все безлюдными местами, точно вернулось