Народу, под именем которого разумелись не те землевладельцы, которые сохраняли
еще православную веру, не те пастыри русских душ, которые болели за нее сердцем,
подобно Филипбвичу, и пользовались духовными хлебами, подобно Косову да Тризне,
даже не купцы и мещане, образовавшие в Малороссии городские муниципии и
основавшие церковные братства, а только козаки. В манифесте было сказано, что
король, снисходя к просьбе Запорожского Войска, все прежния привилегии, на которые
где-либо в книгах существуют крепости (extant munimenta), восстановляет, и давшие
вольности, в тех привилегиях дарованные Запорожскому Войску, признает и
подтверждает. Но в каких книгах и какие именно вольности, об этом не знал пи тот, кто
составлял плутовской акт, ни те, для кого был он составлен, ниже козаки, которые
много раз домогались каких-то давних прав и вольностей, но ни в одной петиции не
обозначили, в чем состояли они. В королевской Привилегии Русскому Народу все дело
сводилось к следующим словам: „А особливо утверждаем за ними (козаками) нашею
привилегией то, чтоб они не были судимы нашими старостами, державцями и (их)
наместниками, но во всех делах будут чинить им суд и расправу гетманы их. Зато и
козаки в замковые начальства, также в аренды, шинки, равно грунты и
принадлежности, на коюрые давних прав не имели, вступаться не будутъ".
Вот и все, о чем хлопотал фиктивный Русский Народ королевского манифеста. В
самих же пунктах „Декларации королевской милости", которые были закрыты от
публики этим манифестом,— за исключением 8-го, говорится о козацких отношениях и
о территории, в которой будут иметь местопребывание но обеим сторонам Днепра
40.000 Козаков. Гетман Хмельницкий, которому давалось на булаву чпгиринское
староство (пункт В), может во всей территории козацкого местопребывания вписать
любого из королев-
*) Именно в следующих: „Poniewaz podiuy konslyt: korouacy w uspoko jeniu
Kozakow dosyc s.ig stalo, tedy deklaracy% laski naszej uczyniona pud Јborowem autorifcale
conv. praes, za zgods wszceh slanow aprobujemy“.
52
.
еких иди шляхетских подданных в 40.000-й реестр. Каждый реестровой козак
делается свободным от всяких налогов и податей' (Это значило, что все украинские
паны, имевшие добра в черте козачества, фактически теряли их). Гетман имеет право
выбрать козака и за чертою, но тогда выбранный должен совсем переселиться в
Украину, чего никто не может ему воспретить (На эгом основании все мужики могли
выйти в Украину, и хотя бы их потом не было в реестре, никто бы не мог выискать их и
вернуть за черту).
Коронные войска в козацкой территории стоянок иметь не' будут; Жидов и иезуитов
также там не будет (пункты 6, 7 и. 8). Горилкою козаки шинковать не будут, кроме того,
что выкурят на свою надобность (пункт 11). Все должности в воеводствах Киевском,
Брацлавском и Черниговском будут раздаваться шляхте религии греческой.
Относительно уничтожения унии (пункт 8) и возвращения прав и имуществ
грекорусскиы церквам все будет постановлено на сейме, с согласия киевского
митрополита, которому король дает место в сенате.
В этом пункте мы видим, что дело Киселей, Древишекнх, Могил, Косовых и Тризн
перешло снова к ним в руки, под прикрытием сеймовых диспутов, отсрочек,
бездейственных постановлений, примеры которых мы видели со времен
Сигизмундовских, и что козаки, эти „единственные борцы за православную
верудовольные своею реестровкою да винокурением во всю меру своей надобности, не
воспользовались местом и временем для того, чтобы вопрос о вере и церкви возвратить
к положению до-униятекому. Но польская историография тем не менее—в общем
смысле Зборовского договора видит, что Хмельницкий посредством него сделался
силою, в виду которой королевская власть не значила ничего, и что шляхетская Речь
Посполитая, при таком договоре, не могла существовать. В своем положении (говорит
она) козацкий гетман мепее зависел от короля, нежели крымский ханъ—от султана: ибо
власти крымского хана не обеспечивала чужеземная сила, а вера и обряд соединяли его
с государством оттоманским и ставили в известную зависимость от стамбульского
калифа. Должностное лицо Речи Посполитой, имеющее 40.000 войска номинально и
100.000 в действительности, с неограниченною властью над ним, такое лицо, владея
булавой, которой нельзя было отнять у него без войны с Крымским Юртом, никак не
могло быть фактически подданнымъ
.
53
короля и Речи Посполитой. Чтоб уравновесить его власть, Польше оставалось из
республики сделаться самодержавною монархией, подобно Московскому Царству.
Самое расширение Крымского Юрта по Ворскло и Тясмин (замечу от себя) убивало
только русскую идею в Малороссии, грозило Москве потерею права на вотчину её
государей, но для ИИолыии делало нашу родину таким же неодолимым ханством, как и
Крымское.
Мудреные и опасные для панов переговоры с Хмельницким тянулись до сумерек.
Особенно трудно было убедить его присягнуть. Не даром он говорил царскому
дворянину, Уииковскому: „Целовали мы крест служить верой и правдой королю
Владиславу, а теперь в Польше и Литве выбран королем Ян Казимир. Короля мы не