Отправляемся в апреле. Радость с собой, беду с собой

К концу рабочего дня кабинет опустел. В это время каждый норовил оказаться на своем объекте, в своей конторе, чтобы «подбить бабки», «подкрутить гайки» — распорядиться насчет завтрашнего дня.

— Ночевать здесь будешь? — спросил Гурьянов.

— Здесь, больше негде.

— Ну как там Кедровый?

— Живет. — Петр поправил подправленные в парикмахерской усики. — Начальника мостопоезда, слышал, сняли?

— Поздно сняли.

Гурьянов, отдыхая, машинально набросал на листе бумаги контуры реки, перекинул через нее мост, уложил рельсы…

— А ледовая дорога имени товарища Рослякова служила до последнего дыхания, — улыбнулся Петру.

И рассказал, как в самом конце марта лопнул под груженой дрезиной лед и она еле упятилась обратно. После этого звенья дороги цепляли на крючья с тросами и вытягивали тракторами на оба берега.

— Плохо нам сейчас без нее.

— У нас Клестов недавно был, — довольный, но смущенный похвалой, переменил тему Петр. — Шумел!

Гурьянов улыбнулся, повел свою дорогу дальше, за мост. Уложив последние шпалы, карандаш забегал, нанося беспорядочные штрихи. Петру понятно — это болото, пятнадцатикилометровое чудовище, которое легло на пути к Кедровому.

— Вырезку торфа пробовали? — спросил Петр.

— Пробовали. Не будет вырезки. Полетел проект. Один ковш возьмем, другие десять заплывают.

И сообщил, какое решение принято: за зиму насыпать по болоту тропу из асбестовой крошки — она не смерзается, прижать торф к минеральному дну. По тропе уложить путь, по нему возить грузы и делать постоянную насыпь, поднимая ее до нужных габаритов.

— Здорово! — сказал Петр, — Это дешевле и экономичнее. Но зачем тогда лежневку строите?

В дверь деликатно постучали.

— Кто там? Пожалуйста!

Вошел невысокий человек в хорошо отутюженном синем костюме, белой рубашке с темным галстуком. Волосы были аккуратно подстрижены, поблескивали, благоухая одеколоном.

Он быстро вежливо поклонился и направился к столу.

— Здравствуйте! Я председатель вашего подшефного колхоза Звяньгин, — протянул руку Гурьянову. — Чтобы не задерживать внимания, доложу предельно кратко.

Однако стал говорить подробно и даже красочно. Рассказал, что на самом лучшем пригорке в их колхозе выросла большая светлая школа, готовая принять в свои просторные классы детей. Но беда в том, что ходить в школу придется по грязи, дороги в колхозе, к сожалению, пока недостаточно благоустроены… Потом стал рассказывать про новую больницу, про фермы, про столовую!..

Улучив момент, Петр с усмешечкой подмигнул Гурьянову: мол, занятный экземпляр, явление номер два.

А Гурьянов терпеливо слушал, глаза его, обычно задумчивые, выражали живое любопытство. Когда посетитель на секунду перевел дыхание, он спросил:

— А чего вы хотите?

— Щебенки, — коротко и вежливо сообщил председатель и даже сообщил место, откуда желает ее вывезти: за Морошкой, недалеко от колхоза, шоферы Гурьянова свалили несколько машин грунта — не смогли проехать, куда им было надо. Этой щебенкой можно умостить подходы к школе, и очень вероятно, что останется еще и…

— Сколько вы хотите?

— Машин восемь, может быть, десять, — быстро привстал и снова сел председатель. — Дети будут благодарны своим шефам.

Гурьянов написал распоряжение, и Звяньгин торопливо вышел, вежливо кивнув на прощание.

— Вот болтун, — с некоторой осторожностью заметил Петр. — Достался вам «подшефник».

— Наш колхоз не за Морошкой, — улыбнулся Гурьянов. — А фамилия нашего председателя — Скворцов.

Петр опешил.

— А это кто же?

— А это предприимчивый хозяин. Рядом — большая стройка, почему не урвать кусочек?

— Вот жук!

— Пусть мостит свои дорожки… — опять уже задумчиво продолжал Гурьянов. — Что стоят эти десять машин брошенного грунта по сравнению с тем, сколько забьем его в болото…

И, вспомнив прерванный разговор, внимательно посмотрел на Петра.

— Вот ты спросил меня: зачем лежневку на болоте строю, раз решено асбестовую тропу засыпать.

Петр кивнул. Гурьянов густо зачеркнул свой рисунок на бумаге.

— Больно умные все стали, — проговорил, отвечая на какие-то свои мысли. — На пути нашей дороги три больших болота, — несколько даже сердито посмотрел он на Петра. — И у каждого, как у бабы, свой норов: не знаешь, как подступиться. Под одним вон река протекает.

— Ну? — удивился Петр.

— Вот тебе и ну. А ты говоришь, зачем лежневка. Поди угадай, чего будет надо, чего не надо.

Гурьянов посмотрел на карту новой магистрали, висевшую на стене, и вдруг рассмеялся, откинулся на спинку стула, потянулся с хрустом.

— Между прочим, то болото, под которым река течет, — на вашем участке, за Кедровым.

И добавил совсем по-мальчишески:

— Мне оно — до лампочки!

На улицу вышли вместе. Солнце было уже невысоко, но грело жарко. Грузовые машины мягко катились по дороге, увязая в шурдинском песке. Над запыленными придорожными лопухами с полынью порхали бабочки, в палисадниках ярко алели высокие мальвы, за стеклами в окнах домов красовались на белом тюле пестролистые бегонии, малиновые герани.

— Куда ты сейчас?

— Зайду за Исламом, он на вокзале с матерью. И пойдем перекусить.