Настюра с горячей картошкой пошла в свое купе, веселыми глазами вглядываясь в лица спутников, бросая на ходу: «С добрым утречком!», «Как спалось?».
Клавдия глядела на широкую Настину спину, на толстые, туго обтянутые чулками ноги.
«Коротышка, а мужика себе отхватила какого», — вспомнила она крупного кудреватого Федора Мартынюка. И невольно подумала о той, в зеленой шапочке… Тоже не больно удалась.
Кто-то принес банку с солеными грибами.
— Ох ты, груздочки-то какие ядрененькие! Вот это прикусочка так прикусочка! — похвалила баба Лиза и стала раскладывать всем понемножку, бросив, будто невзначай, в тарелку зятя лишний грибок.
Мужчины, завтракая, завели разговор о краях, в которые едут работать.
— Теперь ты надолго с мотовозом распрощался, Александр Егорыч, — сказал Прахову главный механик. — На трактор пересесть придется, на бульдозер, а то и на трелевщик.
Помолчал, а потом задумчиво проговорил, растягивая слова:
— Когда еще в тайге дорога-то будет, когда еще мотовоз-то загудит!
— А когда намечено, Василий Макарыч? — спросили из соседнего купе.
Главный механик покрутил головой.
— Сперва столько болот засыпать надо, столько леса свалить.
— А мехколонна когда прибудет? — свесившись с верхней полки, поинтересовался корявенький мужичок.
— До мехколонны еще намахаешься, — ответил за Чуракова Александр Прахов. — Она тогда прибудет, когда ты ей местечко подготовишь, трассу вырубишь, лесины растащишь.
— Лес-то у нас, пожалуй, никто не валил, — засомневался мужичок.
— Ничего. Глаза боятся, а руки делают, — закурил папиросу Прахов. — Еще ведь один такой поезд на стройке будет?
— Будет, — кивнул Чураков. — Мы вроде как десант, нас вперед, в глубь тайги забрасывают. А тот поезд в Шурде дислоцируется. От нее к нам дорогу потянет. А мы уж дальше, до самого Севера.
Главный механик полистал записную книжку и сообщил собеседникам:
— Фамилия у того начальника поезда Гурьянов.
— Ничего, — проговорил Прахов. — Как-нибудь.
«Саня-то с Василием Макарычем оба мотовозы водили, а теперь вот Василий Макарыч уже с год как начальник над Саней», — подумала баба Лиза и подложила горячей картошки и тому и другому.
— Спасибо, мамаша, наелся.
— И я, баба Лиза, не хочу больше. Спасибо!
— Ничего, Саня, и ты достигнешь. На работу ты тоже ярый. Вот только куражливый стал не в меру. Ах ты, Саня, Саня…
Ребятишки, наевшись, разыгрались, стали бегать по вагону. Неожиданно в круг разговаривающих влетел Олежка Чураков и чуть не сел на колени Прахову. Тот рассмеялся, приподнял мальчишку за локти и, легонько подшлепнув, направил вдоль коридора. Олежка, хохоча, вприпрыжку откатил к своим дружкам.
Колька видел это. Задохнувшись от волнения и от мгновенной решимости, он зажмурился (будто не видит, будто совсем случайно), неловко выпрыгнул на середину купе к отцовским ногам, нарочно запнулся за них, встал перед отцом на четвереньки и замер… Шлепнуть бы сейчас отцу по синим заштопанным штанишкам, подтолкнуть бы, как Олежку, в коридор — и не было бы на свете человека счастливее Кольки.
Но Прахов вытащил из-под него ногу, встал и потянулся за газетой. На полслове замолчал Чураков, утянул голову верхний собеседник, стали расходиться по своим купе и остальные.
Только баба Лиза, глядя на Прахова с откровенным укором, проговорила:
— Ох, Саня… Других не бережешь, а пуще того — о себе не думаешь.
Глава третья
Второй год возят с собой эту беду горемовцы. Однажды вечером уснул Колька — был у него отец, проснулся — нет отца…
По большой любви женился Александр Прахов на Елене. И много лет бережно возил со стройки на стройку. Нелегко было Елене привыкать к этой неуютной жизни, тянуло в деревню к матери, в трехоконный домик с зеленым палисадником, в огород, где крутят головами желтые подсолнухи.
В колхозе Елена только начала работать телятницей. Нравилось ей напрямик через луг ходить ранним утром на ферму. Там сонные телята, выпрашивая ласки и пищи, тыкались ей в ладони мокрыми носами, мычали приветливо. Бригадир хвалил Елену за старание, обещал отправить на учебу в город.
И женихи сватались неплохие — местный агроном и учитель из соседнего села.
Вдруг появился Александр Прахов, расположился со своим «табором» в восьми километрах от их Липаевки и давай разрывать дерновые бугры, поросшие лютиками, вычерпывать ковшами экскаваторов залежалую землю и прокладывать путь от станции к торфяным выработкам. Из Липаевки тогда многие нанялись на стройку.
Елена встретилась с Александром в клубе. Строители пришли в деревню попить холодного молока и квасу да и остались танцевать.
Первым Елену пригласил невысокий симпатичный паренек по имени Сеня. Потоптался с ней на одном месте, ничего не говорил, только изредка взглядывал на порозовевшую от смущения девушку и сам вспыхивал до ушей. Когда танец кончился, оставил ее посреди утоптанного пола, подошел к Александру, дернул его за рукав и выскочил на крыльцо.
— Ох, Санька, ну и девчонка! — ломая папиросы и спички, заговорил он. — В голубой кофточке. Слушай! — Семен схватил друга за руку. — Как бы мне познакомиться с ней, а? Может, сумеешь, выведешь ее сюда?