Отправляемся в апреле. Радость с собой, беду с собой

Неловкость повисла под сводами палатки. Максим Петрович, оставив еду, стал без нужды запихивать полешки в раскаленную печку, а Ступин — собирать на столе крошки и скатывать в шарик.

— Ну и как он тут?..

Максим Петрович ответил не сразу. Не торопясь закрыл горячую дверцу, замел голиком мусор, ополоснул под рукомойником руки и только тогда плотно опустился на широкий пень, специально оставленный в палатке для сидения.

— Работает, — проговорил с нажимом и подправил пальцами разлохмаченные длинные брови. — Разве в тайге такой пейзаж был, когда мы прибыли сюда? — Указал в окно на строящийся поселок.

Ступин кивнул.

— Уж который раз в Шурду мотается, — несколько даже сердито промолвил Максим Петрович. — Что-нибудь да раздобудет для людей… Пилу вон в Шурдинском леспромхозе выпросил…

Ступин вздохнул, поднялся за столом:

— Трудно, трудно… Знаю. Молодой, неопытный… Вот уж съедемся все вместе… тогда и видно будет…

Плотник с нетерпением ждал возвращения Петра. Очень интересно ему было узнать, какой разговор состоялся у них при встречах на болоте, — по его расчетам, на обратном пути они должны были снова столкнуться, другой же дороги нет.

Росляков вернулся и сообщил: в первую встречу Ступин ни о чем не расспрашивал, держался за укутанное шарфом горло.

Петр сам рассказал ему обо всем. А на обратном пути Ступин спал в кабине, не проснулся даже тогда, когда его шофер забрякал ведром, делясь бензином с водителем встречного грузовика.

— Ну и как ему наш «город»? — тихонько пытал поздним вечером Максима Петровича Росляков. — Ну что хоть он говорил? А «жэску» показали ему? А баню?

— Все показали…

— Ну и что он?

— Не ожидал, говорит, что столько сделано в короткий срок. Не снижайте, говорит, темпов, скоро наши приедут.

Тут старик не погрешил против истины — Ступин действительно сказал так, обходя вырубку.

Петр удовлетворенно вздохнул. На другой день он решительно заявил строителям:

— Домики штукатурить не будем.

— То есть как не будем? — опешил Максим Петрович, а Федор Мартынюк ехидно заметил:

— Ну, дела! Как сажа бела.

Михаил Козлов тоже посмотрел на Петра озадаченно. А тот порозовел, но стоял на своем. Разъяснил: штукатурные работы отвлекут силы от строительства домиков. А семьи все равно какое-то время будут жить в Шурде — принять их сюда нельзя, жилья недостаточно. Скорее всего они приедут в тайгу в середине марта.

— А в марте здесь наступит весна, — съязвил Федор Мартынюк.

— Весна в марте не наступит, — отпарировал Петр, — но через полмесяца после их приезда наступит апрель. Живем же мы в палатках.

— Живем как не живем. Волосы по утрам отдираем. А там с ребятишками приедут.

— Ребятишек можно укладывать поближе к печкам, — поддержал Петра старший прораб.

Мартынюк только языком цокал:

— Что же Ступину вчера на болоте такую глупость не ляпнул?

— Во-первых, он спал, — невозмутимо ответил Петр. — Во-вторых, я это сегодня ночью придумал.

Федор плюнул под ноги и пошел, но Максим Петрович остановил его:

— Погоди, надо все-таки решить, штукатурить или нет.

— Я рабочий класс. Тут вон начальство есть, пусть оно и решает, — насмешливо кивнул Мартынюк на Петра и Михаила.

Глава десятая

Городок Шурда оживился с прибытием поезда строителей. Вот уже неделю стоит состав в тупике, и в привокзальной столовой повара еле управляются с приготовлением обедов — спрос на щи и пельмени заметно увеличился.

Местные жители с интересом приглядывались к приехавшим. Порой заговаривали откуда, куда. Те охотно рассказывали: прибыли строить дорогу в тайге. Пока жилье не готово, здесь, в Шурде, поживут в вагонах.

— А ребята как?

— А ребята, которым учиться, в ваш интернат пристроили, а которые помладше — с нами в тайгу поедут.

— Так ведь болота там, сказывают…

— Ага, болота. Их засыпать надо и дорогу по ним укладывать.

Какая-то шурдинская бабка усомнилась:

— Да где их засыпешь, экую прорву! Я вон лонись на ближнее по клюкву пошла, ведро-то поставила, а сама с кочки на кочку перелезала. Набрала это клюквы, вернуляся, а ведра нету. Усосало его болото.

— Да ты заплуталась, поди, не в ту сторону пошла? — посмеивались над ней.

— Пошто не в ту? В ту!

— Как же оно тебя-то не усосало?

— Ну да я все ж таки на двух ногах!

— МАЗ вон у нефтяников на четырех колесах, да и то затянуло. Вертолетом доставали, бабушка! — сообщил один из шурдинских жителей.

— Да что ты?! Добыли?

— Добыть-то добыли, а его опять усосало.

— Батюшки!

От нечего делать горемовцы ходили по городу, рассматривали дома на улицах. Удивлялись, что стареньких, обветшалых совсем немного. В основном кряжистые, крепкие, с добротными воротами. Чувствовалось, что народ живет хозяйственный, оседлый, заработок имеет хороший.

Вот дом на четыре окна, весь беленький, оштукатуренный, на высоком каменном фундаменте, под шиферной крышей. Резные наличники покрашены в оранжевый цвет.

— Кто же в этом доме живет? — поинтересовалась Клавдия и прочитала на табличке, прибитой к воротам: «Пролетарская, 16, Глазырин М. К.».

Калитка вдруг приоткрылась, и на улицу высунулась лысоватая голова человека лет пятидесяти или чуть постарше.