Отправляемся в апреле. Радость с собой, беду с собой

«Ездит в поезде дубовый стол, чудом уцелевший от тех боевых времен. Кто знает, может, и вправду спас он тогда Ивана Кандыкова от вражеского осколка (угол-то у столешницы отколот, и вся она в глубоких щербинах), а Иван Матвеевич благодаря этому столу не сочтешь, сколько стальных рельсов уложил на земле. И хоть сейчас находится старый мастер на заслуженном отдыхе — не хочет прозябать в забвении. Думало руководство поезда оставить его в Айкашете отдыхать на покое, комнату ему с его старушкой Митрофановной дали — заплакал старик от горькой обиды, что оставляют его, а сами уезжают…»

Тут Хохряков поставил временно точку. Он был уверен: как только начнется в тайге кровное дело Ивана Матвеевича — укладка пути, — выйдет старый мастер на свежую насыпь и еще покажет молодежи, как надо работать.

На окне возле Хохрякова елозит по стеклу маленький комарик, звенит тонко-тонко. Хохряков задумчиво наблюдает за ним. Самый первый комарик, пока их не видать в тайге. И еще удивительно, что нет воробьев. Стоят дома, топятся печки, люди живут, хлеб жуют, а воробьев нет.

Наблюдая за комаром, Хохряков увидел за окном Петра Рослякова. Тот шел в распахнутой телогрейке, шапку сбил на затылок. То и дело поскальзывался на досках, разбросанных в самых топких местах, иной раз смешно отводил то одну, то другую длинную ногу в сторону и стоял так, пока не находил место, куда ступить.

Вот добрался до кедра, оттолкнулся от ствола и перепрыгнул через широкую канаву на щиты.

«Шествует по «центру» поселка Кедровый», — улыбнулся Хохряков, вспомнив недавнее шумное собрание.

Ступин на нем обмолвился:

— Пора уж как-то назвать наше селение. Соображайте.

Ну, братцы, началось! Лирики требовали назвать поселок «Зеленым», «Рябиновым», «Духовитым», скептики настаивали на «Комарином», «Болотном», «Медвежьем», а весельчаки предлагали «Исламовский», «Росляковский», «Хохряковский». Спорили, убеждали друг друга, уговаривали. Ступин наконец удивился:

— Можно подумать, что вы собираетесь здесь век жить. Мы же уедем отсюда.

— Мы уедем, а люди останутся! — выкрикнул кто-то. — Пусть добром нас вспоминают.

— Да и сами еще поживем, работы здесь не на один год.

— Предлагаю назвать поселок Кедровым! — крикнул Петр, и все притихли, обдумывая.

Ступин чуть усмехнулся, пожал плечами. И, может быть, эта его усмешка и решила все.

— П-правильно! — поддержал Петра Михаил Козлов, за ним и многие другие. Даже Федор Мартынюк не возражал. Хохряков видел, как он кивнул головой, соглашаясь.

В поселке уже стояло четыре кедра, отвоеванные Петром у Ступина. Люди знали об этой молчаливой борьбе начальника и его заместителя. И держали сторону Петра: вперед смотрит парень. Ему не все равно, какой поселок после него останется.

Хохряков легонько дунул на комарика, и тот, на миг прижавшись к стеклу, перелетел на самодельную карту «Боевой и трудовой путь» и стал вырисовывать на ней зигзаги — вверх-вниз, вверх-вниз, вверх-вниз… Вот присел возле маленького темного крестика, нанесенного чертежной тушью.

Да-а… Именно здесь, в этом пункте, в сорок втором году два советских «ястребка» накрепко прижали в воздухе немецкий бомбардировщик, приказывая опуститься. Но фашист, поняв, что «капут», решил по-иному: прежде чем взорваться самому, сбросил на землю свой страшный груз. А внизу как раз стоял головной ремонтный поезд, люди восстанавливали разрушенные пути…

Хохряков не работал тогда в Гореме, воевал на других фронтах, но, придя в этот коллектив, решил по крупинкам собрать и сберечь его историю…

Вошел Петр Росляков и, кивнув Хохрякову, сел на подоконник.

— Опять не поладили? — спросил кадровик, из-под очков разглядывая расстроенного Петра.

— А ну его! — махнул рукой парень и достал из кармана брюк портсигар. — Когда дельное выговаривает, я слушаю. А когда не от ума — охота повернуться и уйти.

Хохряков отметил, что лицо у Петра осунулось, потемнело от солнца и ветра. Усики бреет неаккуратно. И шея не очень промытая.

— А сейчас что у вас получилось?

Петр затянулся и уныло посмотрел в окно, последил, как продвигается по доскам Клавдия Маклакова. Вот оступилась, увязла сапогом в глинистом месиве, еле вытянула ногу. Можно, конечно, пойти и помочь ей поднести в котлопункт корзину с продуктами, да еще только этого не хватало Петру! И так все хозяйственные дела Ступин взвалил на него, а сам занимается трассой. Даже в Шурду Петр больше не ездит. А так хочется повидать Гурьянова.

— Что произошло-то у вас? — повторил Хохряков.