Отпрыск королевы-ведьмы

Роберт Кеан вышел из своих комнат около трех часов дня, чтобы поискать в библиотеке Британского музея справку, которой ему не хватало. День выдался на редкость теплым, и он испытал некоторое удовлетворение от того факта, что при его нынешней работе ему не приходилось облачаться в доспехи респектабельности. С трубкой во рту он направился через Стрэнд в сторону Блумсбери.

Поднимаясь по ступенькам, пересекая холл и проходя под куполом читального зала, он задавался вопросом, есть ли среди этих гор эрудиции, окружающих его, мудрость, столь же странная и ужасная, как мудрость Энтони Феррары.

Вскоре он нашел информацию, которую искал, и, переписав ее в свой блокнот, покинул читальный зал. Затем, пересекая холл у подножия главной лестницы, он остановился. Он обнаружил, что им овладело внезапное желание посетить Египетские комнаты наверху. Он несколько раз осматривал экспонаты в этих апартаментах, но ни разу с тех пор, как вернулся из страны, о древней цивилизации которой они свидетельствовали.

В эти дни у Кеана не было недостатка во времени, поэтому он повернулся и медленно поднялся по лестнице.

В тот день в роще мумий было очень мало посетителей. Войдя в первую комнату, он обнаружил небольшую группу туристов, лениво переходящих от витрины к витрине; но, войдя во вторую, он увидел, что комната принадлежит ему одному. Он вспомнил, что его отец как-то упоминал, что в этой комнате было кольцо, принадлежавшее королеве-ведьме. Роберт Кеан задавался вопросом, в каком из случаев это было продемонстрировано и каким образом он должен быть способен распознать его.

Склонившись над ящиком со скарабеями и другими амулетами, многие из которых были вставлены в кольца, он начал читать надписи на маленьких билетах, помещенных под некоторыми из экспонатов; но ни один из них не соответствовал описанию, ни с билетами, ни без них. Второй ящик он исследовал с аналогичными результатами. Но когда он подошел к третьему, в углу возле двери, его взгляд сразу же упал на золотое кольцо со странным зеленым камнем, выгравированным особым образом. Под ним не было билета, но, когда Роберт Кеан нетерпеливо склонился над ним, он знал, вне всяких сомнений, что это кольцо королевы-ведьм.

Где он видел его или его дубликат?

Не сводя глаз со сверкающего камня, он пытался вспомнить. Он знал, что видел это кольцо раньше или точно такое же, но, как ни странно, не мог определить, где и по какому поводу. Итак, положив руки на футляр, он наклонился, вглядываясь в необычный драгоценный камень. И пока он стоял так, нахмурившись в усилии вспомнить, тускло-белая рука с длинными заостренными пальцами скользнула по стеклу, пока не остановилась прямо перед его глазами. На одном из тонких пальцев была точная копия кольца в футляре!

Роберт Кеан отскочил назад со сдавленным восклицанием.

Перед ним стоял Энтони Феррара!

– Музейное кольцо – копия, дорогой Кеан, – раздался хрипловато-музыкальный, полный ненависти голос. – То, что у меня на пальце, настоящее.

Кеан на собственном опыте осознал буквальный смысл избитой фразы "застыл от изумления". Перед ним стоял самый опасный человек в Европе; человек, совершивший убийство и кое-что похуже; человек только по названию, демон по сути. Его длинные черные глаза были полузакрыты, его идеально выточенное лицо цвета слоновой кости ничего не выражало, а кроваво-красные губы приоткрылись в невеселой улыбке, Энтони Феррара наблюдал за Кеаном, которого он пытался убить с помощью адского искусства.

Несмотря на дневную жару, на нем было тяжелое пальто, подбитое мехом белой лисы. В правой руке – левая все еще лежала на футляре – он держал мягкую шляпу. С легкой небрежностью он стоял, глядя на человека, который поклялся убить его, а тот не двигался, не произносил ни слова. Абсолютное изумление удерживало его в неподвижности.

– Я знал, что ты в музее, Кеан, – продолжил Феррара, все еще не сводя своих глаз василиска с собеседника из-под опущенных век, – и я позвал тебя присоединиться ко мне здесь.

Кеан по-прежнему не двигался, не говорил.

– В прошлом ты поступал со мной очень сурово, дорогой Кеан, но поскольку моя философия заключается в замечательном смешении того, что практикуется в Сибарисе, с тем, что проповедует превосходный Зенон, потому что, хотя я готов поселиться в бочке Диогена, я, тем не менее, могу наслаждаться ароматом розы, персика…

Хрипловатый голос, казалось, гипнотизировал Кеана; это был голос сирены, завораживающий его.

– Поскольку, – невозмутимо продолжал Феррара, – как и все человечество, я состою из мужчины и женщины, я могу возмущаться враждой, которая гонит меня от берега к берегу, но, будучи сам знатоком алых губ и смеющихся глаз девичества, я думаю, особенно о Майре, я могу простить тебя, дорогой Кеан…

Затем Кеан пришел в себя.

– Ты, бледнолицая дворняжка! – прорычал он сквозь стиснутые зубы; костяшки его пальцев побелели, когда он обошел витрину. – Ты смеешь стоять здесь и издеваться надо мной…

Феррара снова поставил ящик между собой и своим врагом.