Отраженный свет

Вот и медведь. Что-то раскапывает в устье небольшого ручейка. Нас не замечает. Какие кадры!

А Коля, что-то бормоча себе под нос, возится с фотоаппаратом. Темновато под обрывом, придется ставить ручную выдержку... Так, есть выдержка, ставим диафрагму, резкость...

Как раз в это время мишка наконец-то заметил, что он не просто занят своим делом, а, оказывается, разыгрывает перед многочисленными зрителями сценки из медвежьей жизни. Не дожидаясь аплодисментов, артист решил удалиться. Зрители толпой, с восторженными воплями ринулись за ним. Боясь, как бы в кадре вместо медвежьих лап не запечатлелись заурядные резиновые сапоги, Коля помчался за медведем, обгоняя всех, на ходу перезаряжая кадры и щелкая затвором.

После приезда с поля он прежде всего взялся за проявление пленок. На негативе отчетливо вырисовывались стремительные полосы. Картина в целом напоминала снимки мотогонок. Только на них полосы служили для того, чтобы оттенить главный объект - мотогонщика, а на Колином снимке полосы оставались главным и единственным объектом. Какая из них была в оригинале медведем, установить не удалось...

Сколько километров уже позади?

Стасик то и дело оглядызается по сторонам, отставая и вприпрыжку догоняя остальных. Прямо у его ног плескался океан, Великий океан, о котором он столько мечтал в детстве. Там, дальше, ничего, кроме воды, одна вода до самой Америки. Недалеко от берега покачиваются на волнах жилые кунгасы ставных неводов, где-то у горизонта еле-еле ползут сейнеры, а еще дальше ловят рыбу могучие океанские траулеры. Они ходят в бухту Корфа, на Командоры и в другие, нередко очень отдаленные районы...

Дальние страны... теперь уже не на карте или в книге, а здесь, рядом. В черном камчатском песке под ногами - перепутанные просмоленные корабельные канаты, японские сапоги, дохлые крабы, китайские ящики из-под консервов, медузы, длинные стебли и целые залежи листьев морской капусты, плоские бутылочки из-под американского виски и поллитровки из-под русской водки, позвонки китов, стеклянные наплава от сетей всех размеров, остовы кунгасов, разбитые шлюпки, ракушки, доски обшивки с названиями судов и портов приписки на языках всех стран мира, обрывки тросов и цепей, бочки, бревна, коряги.

Когда-то все это жило, работало, ходило по всем морям, видело много приключений, много людей и много стран, а сейчас перемешано с песком и илом, сохнет, мокнет и гниет... Ребята любили бродить по отливной полосе и собирать разные диковинные вещи. Переболели этой болезнью все - от пятидесятилетнего Ивана Лексаныча до всех троих романтиков. Домой обязательно возвращались с полными карманами и полными руками, и всегда это были очень интересные и совершенно ненужные вещи. Особенно любили ребята собирать бутылки - круглые, плоские, квадратные, с драконами на наклейках, с иероглифами или с надписями.

Однажды они нашли на отливной полосе настоящую рыбацкую зюйдвестку, сшитую из ярко-оранжевой прорезиненной ткани, с подкладкой из губчатого пластика, с ремешками и клапанами на ушах. Наверняка японская. Разве у нас умеют делать такие! Зюйдвестка сразу стала яблоком раздора, потому что трудно было установить, кто нашел ее первый. Один сказал: "Вон что-то валяется", другой заявил: "Смотри-ка, шапка!" - а третий, опередив всех, подбежал и схватил ее. Но тяжба была отложена на потом. Все дружно принялись разыскивать на зюйдвестке хоть какие-нибудь иероглифы.

Найдя надпись, ребята почему-то сразу потеряли интерес к находке. Тяжба не состоялась. На небольшом штампе можно было разобрать отчетливые буквы: "Второй сорт. Цена один рубль пятьдесят четыре копейки".

...Стасик прибавил шагу, догоняя остальных. Рюкзак больно оттягивал плечи. Стасик попробовал пошире раздвинуть лямки. Так сначала показалось легче, но потом невыносимо заныло левое плечо. Он было совсем сбросил левую лямку и лишь слегка придерживал ее предплечьем, но плечо не затихало, и вдобавок стало страшно уставать правое. Как он ни перемещал лямки, боль в плече не проходила. "Да это же рюкзак так плохо упакован, весь груз на левом боку! Ну конечно! Коля сам его упаковывал, еще говорил - учитесь, мол, как это делается. Тоже мне, научил! У самого небось все в порядке, чего ему не идти!" Стасик решил все высказать Коле, но потом передумал - ладно, потерплю, вот дойдем до того мыса и скажу. Но проходило время, оставались позади мыс за мысом, а он молчал, только затравленно перебрасывал рюкзак с плеча на плечо. За это время он успел возненавидеть Колю, шагающего все так же невозмутимо и ровно. Режущие лямки рюкзака безжалостно заставляли его городить на Колю всякую напраслину, несправедливость которой он ощущал с каждым шагом все меньше и меньше. "Небось себе выбирал хоть тяжелые, но зато удобные вещи, чтобы ровненько лежали, а нам понаклал... Вот возьму сейчас и пойду назад! Поверну назад и никому не скажу, вот ладно, вот тогда посмотрите..."