Отрицание смерти

Ключ к пониманию творческого типа личности в том, что он отделен от простого порядка общих смыслов. В жизненном опыте таких людей есть нечто, что заставляет их воспринимать мир как проблему; в результате они должны обрести из этого личный смысл. В большей или меньшей степени это относится ко всем творческим людям, но особенно очевидно в случае с художниками. Существование становится проблемой, которая требует идеального ответа; но как только вы перестали принимать коллективное решение проблемы существования, вы должны создать свое собственное. Таким образом, произведение искусства является идеальным ответом творческого типа на проблему существования в том виде, в каком она воспринимается, – не только существования внешнего мира, но особенно собственного существования художника: кто он, как не болезненно одинокий человек, не обладающий ничем, на что можно опереться. Он должен ответить на бремя своей чрезвычайной индивидуации и столь болезненной изоляции. Он хочет знать, как достичь бессмертия благодаря собственным уникальным талантам. Его творчество является одновременно выражением его героизма и его оправданием. Это его «личная религия», как выразился Ранк²⁹. Уникальность художника дает ему личное бессмертие; это его собственное «запредельное», а не чужое.

Не успели мы это сказать, как сразу же видим огромную проблему, которая за этим стоит. Как можно оправдать свой героизм? Нужно быть подобным Богу. Теперь мы можем еще яснее увидеть, насколько вина неизбежна для человека: даже будучи творцом, он – существо, пораженное самим творческим процессом³⁰. Если ты так сильно выбиваешься из природы, что тебе самому приходится создавать собственное героическое оправдание, то это уже слишком. Вот как мы понимаем что-то, что кажется нелогичным: чем больше ты развиваешься как свободный и критически мыслящий человек, тем большую вину ощущаешь. Сама твоя работа порицает тебя; заставляет чувствовать себя неполноценным. Какое ты имеешь право играть в Бога? Особенно, если твоя работа великолепна, абсолютно нова и необычна. Ты задаешься вопросом, где взять власть для введения новых смыслов в мир, силы, чтобы вынести это³¹. Все это сводится к следующему: произведение искусства – это попытка художника объективно оправдать свой героизм в конкретном творении. Это свидетельство его абсолютной уникальности и героической трансцендентности. Но художник по-прежнему существо тварное, и он чувствует это сильнее, чем кто-либо другой. Другими словами, он знает, что произведение является его отражением, а поэтому оно «плохо», эфемерно, потенциально бессмысленно – если только оно не исходит извне, вне автора и себя самого.

В терминах Юнга – о которых мы раньше говорили – произведение является собственной проекцией переноса для художника, и он относится к этому сознательно и критически. Что бы он ни делал, он застрял с самим собой, не может безопасно выйти за пределы себя³². Он также удерживается самим произведением искусства. Как и любое материальное достижение, оно видимое, земное, непостоянное. Неважно, насколько оно прекрасно, рядом с превосходящим величием природы оно все равно бледнеет; и поэтому является неоднозначным и едва ли надежным символом бессмертия. В его величайшем гении над человеком по-прежнему насмехаются. Неудивительно, что исторически искусство и психоз находились в таких тесных отношениях, и что дорога творчества проходит так близко к сумасшедшему дому, а часто там и заканчивается. Художник и сумасшедший оба заперты внутри собственных вымыслов; они погрязли в собственной анальности, в своем протесте, что они действительно являются чем-то особенным.