Отрицание смерти

Мы отчетливо видели на примере Фрейда, что самые сильные среди нас лишаются чувств, подобно детям, когда им приходится брать на себя весь смысл жизни, и поддерживать его собственными скудными силами. В конце шестой главы мы говорили, что Фрейд не мог сделать шаг от научного творчества к религиозному. Как прекрасно понимал Юнг, это означало бы отказ Фрейда от его собственной особой страсти как гения. Юнг, должно быть, понял это из собственного опыта: он никогда не мог заставить себя посетить Рим, потому что, как он признал, Рим поднял вопросы, «которые были вне моей компетенции». В старости – в 1949 году – я хотел исправить это упущение, но потерял сознание, когда покупал билеты. После этого планы поездки в Рим были раз и навсегда оставлены»⁵⁸. Что нам делать со всеми этими гигантами, падающими в обморок от перспективы того, что нам кажется простым туризмом? Фрейд тоже не смог посетить Рим до солидного возраста, поворачивая назад каждый раз, когда приближался к городу.

Я думаю, что мы можем полностью понять эту проблему сейчас, когда уже обсудили глубокий анализ Ранка и Кьеркегора, особенно его психологию творческой личности. У этих людей были проблемы, о которых не знает ни один простой турист: они были новаторами, пытавшимися придать совершенно новый смысл творению и истории, что означало, что они должны были поддерживать и оправдывать все предыдущие и все возможные альтернативные смыслы только своими силами. Вероятно, Рим воплощал эти смыслы в себе, своих руинах и своей истории, и поэтому она у них дрожали ноги. Сколько человеческой крови впиталось в эту почву; сколько человеческих драм разыгрывалось там, что, с точки зрения истории, все это выглядело не иначе как бесчувственной и экстравагантной расточительностью? Поднимается проблема, аналогичная проблеме динозавров, которая беспокоила Фрейда, или изуродованных младенцев, которые не давали покоя Лютеру, только теперь на уровне всего человечества. В шестой главе мы упомянули, что когда Фрейд стал анализировать свое нежелание посетить Рим и его странный опыт на Акрополе, где он увидел, что каким-то образом память его отца судила о его собственных достижениях; он сказал, что его беспокоит чувство «благоговения» перед ним. Я думаю, что если мы доведем анализ до конца, то должны будем сказать, что каждый земной отец обвиняет нас в нашем бессилии, если мы становимся действительно творческими личностями; они напоминают нам, что мы рождены от людей, а не от богов. Ни один живой человек не может дать гению силы, необходимые для понимания смысла мира.

Тем не менее, что мы можем сказать об этой проблеме, если даже Юнг, который всегда полагался на Бога, все еще мог упасть в обморок под бременем жизни? Вероятно, в конечном счете только следующее: все люди приходят сюда, чтобы исчерпать себя, и проблема идеальной иллюзии никого от этой необходимости не избавляет. Это касается только вопроса о лучшем качестве работы и жизни, которого могут достичь люди, в зависимости от убеждений, которыми они обладают, и способностей, на которые они опираются. И этот вопрос, как мы уже говорили, является предметом обсуждения самой эмпирической науки о психологии. Мы должны рассуждать о высочайшей актуализации, которую может достичь человек. В своей конечной точке психологическая наука снова встречается с вопрошающей фигурой Кьеркегора. Какое мировоззрение? Какие силы? Ради какого героизма?

Глава 10 Общий взгляд на психическое заболевание

…неотъемлемая, базовая архи-тревога (первичная тревога) [является] врожденной для всех изолированных, отдельных форм человеческого существования. В базовой тревоге человеческое существование боится, и чувствует беспокойство от своего «бытия в мире»… Только если мы понимаем… [это, мы можем] представить себе на первый взгляд парадоксальный феномен, того что люди, которые боятся жить, также особенно боятся смерти.

Медард Босс¹