Отрицатели науки. Как говорить с плоскоземельщиками, антиваксерами и конспирологами.

И как это применить к ГМО? Представление, что все нынешние ГМ-продукты безопасны как еда, опирается на гигантский массив научных данных, причем ни одной добросовестной работы, доказывающей обратное, не существует. Возможно ли, что в какой-то момент в будущем где-то создадут небезопасное ГМ-продовольствие? Да, но при этом также возможно появление вакцины-терминатора. Или самолета-самоубийцы. Если только вы не противник вообще любых научно-технических новшеств, смешно будет делать выбор на основе подозрений, а не свидетельств. Нам нужны прививки и воздушные перевозки, но разве не нужно накормить голодающих детей? И, точно как в «споре» о глобальном потеплении, тут есть точка, где уже можно доверять данным, а дальнейшие сомнения становятся абсурдны. Право на скептицизм тоже необходимо заслужить. Быть скептиком не значит сомневаться во всем, просто потому что можно сомневаться, или цепенеть от ужаса перед неизвестным; скептицизм требует доверять, когда доказательства неопровержимы, даже если мы можем в итоге ошибиться. Достаточное доказательство – это не гарантия, но это лучшее, что способна предложить наука. А если вы не согласны, пожалуйста, еще раз ответьте: что может заставить вас отказаться от мнения, что ГМО опасны, и чем ваша позиция отличается от позиции антипрививочников или климатических диссидентов?

Так можно ли признать сопротивление ГМО примером либерального наукоотрицания?

Допустим, мы не оспариваем утверждения, что отказ от существующих ГМ-продуктов по причине их небезопасности представляет собой разновидность наукоотрицания, но мы не ответили на вопрос, видим ли мы здесь образец именно либеральной антинауки. Я опросил двух либералов с четкими взглядами на предмет, и ни один не оказался безусловным ГМО-отрицателем. Но даже если бы оказались оба, это не дало бы ответа. Что ж, обратимся к научной литературе по теме, она заслуживает более внимательного рассмотрения.

Вспомним утверждения Стефана Левандовски, что «нет или почти нет данных о левой антинауке», а недоверие к ученым, «судя по всему, концентрируется на правом фланге». Если это так, дальше примерять анти-ГМО (и антипрививочничество) на роль либеральной антинауки бессмысленно. Хотя и могут быть отдельные (и даже довольно многочисленные) либеральные отрицатели тех или иных научных истин, это явление не того масштаба, чтобы можно было говорить о либеральном наукоотрицании, поскольку в этой среде идеология, диктующая отрицание, не выводится напрямую из левых идей. Какой же мерой мы будем мерить?

Один подход предлагает Лоренс Хэмилтон в работе под названием «Консервативный и либеральный взгляды на науку: зависит ли доверие от темы?», на которую постоянно ссылается Левандовски. Хэмилтон берет три области предполагаемого либерального отрицания: безопасность атомной энергетики, вакцинация и ГМО, – и две традиционно консервативные: изменения климата и эволюция. Автор задал тысяче респондентов вопрос, насколько они доверяют научным данным по каждому из пяти пунктов. Как и ожидалось, либералы чаще консерваторов отвечали, что верят выводам науки об изменениях климата и об эволюции. Но дальше картина выходила неожиданной. Хэмилтон обнаружил, что либералы также чаще консерваторов признавали правоту ученых в вопросах об атомной энергетике, вакцинах и ГМО. Хэмилтон увидел в этом опровержение гипотезы о существовании либерального наукоотрицания.

Но опрос не показал ничего подобного.

Во-первых, если ставить целью установить, существуют ли области либерального наукоотрицания, почему не провести опрос среди наукоотрицателей, а не среди либералов и консерваторов? Хэмилтон всего лишь собрал представителей разных партий и спросил, насколько они доверяют ученым в нескольких выбранных темах. Вместо того чтобы набрать наукоотрицателей и подсчитать среди них процент либералов, он взял либералов и вместо уровня отрицания замерил уровень их доверия к науке. Но даже если он прав и по уровню доверия можно судить об уровне отрицания (что неверно, и мы в этом сейчас убедимся), что мы увидели? Только то, что среди либералов по сравнению с консерваторами меньший процент отрицающих некоторые научные истины. Это не показывает, что среди отрицателей либералы составляют меньшую часть. Одним словом, даже если Хэмилтон прав, по любой выбранной теме (например, ГМО) значительную часть отрицателей или даже их большинство могут составлять либералы, точно так же как консерваторы составляют большинство среди климатических диссидентов.