Отрочество 2

Замолчав, он уставился на надписи «Пресса» на полотняных боках наших фургонов.

- Дженкин!

- Да, сержант! – с характерной фамильярностью старослужащего отреагировал один из солдат, с характерным акцентом кокни.

- У тебя остались те кафрские сувениры?

- Так точно! Но здесь живут другие племена, а это…

- Да всем насрать! – перебил его сержант, - Кафры напали на фургоны в поисках поживы. Мы подоспели слишком поздно, и… да никто, собственно, не будет расследовать.

Он закурил, а подчинённые принялись сноровисто освобождать фургоны, негромко обсуждая, что именно они «спасут от кафров» и кому достанется спасённое, а что сгорит в огне.

- Сержант! – в худшее никак не хотелось верить, и всё казалось, что вот сейчас он, наигравшись на нервах и докурив, отменит приказ… - Сержант! Я представитель прессы! Некомбатант!

- Да всем насрать! – процитировал сержанта тот самый молоденький драгун, обнаруживший медикаменты, и британцы засмеялись, добавив зоологических подробностей.

- Сержант!

Удар в лицо, резкий и умелый, но я успел довернуть голову, и костяшки только царапнули по скуле.

- Я богатый человек, сержант! Спросите моих спутников, кого угодно! Я могу…

Удар в живот… и в следующее мгновение тяжёлая пуля разнесла голову сержанту, и его тело свалилось на меня. Пытаясь вдохнуть выбитый воздух, я хребтом ощутил дрожь земли, потом раздались выстрелы, и…

- Марга! – слитный рёв десятка молодых глоток. Кавалерия пошла в атаку! Поляки!

Сбросив тело, и извернувшись, закатился на всякий случай под повозку, обдирая лицо. И об обитый железом обод колеса связанные сзади руки – тереть, тереть… Несколько секунд, и я свободен, а что запястья кровят, то ерунда!

Подхватив винтовку кого-то из убитых англичан, навскидку к плечу… выстрел! Тот, молоденький, засучил ногами, а я ощутил свирепую, всесокрушающую ярость… и едва ли не счастье! Враг повержен!

Вокруг кипел бой, я и, пригибаясь и падая то и дело, затащил под фургон сперва Саньку, полоснув по верёвкам штыком, а потом и Товию с Самуилом. Едва я это успел, как раздался короткий сабельный посвист, и мне под ноги скатилась отрубленная голова в британской фуражке, с ремешком под подбородком.

Почти тут же шум боя стих, и я только услышал, как добили выстрелом в упор кого-то из раненых британцев.

- Пресса! – проорал я, не выпуская из рук винтовки.

- Егор? Ты?! – подъехавший всадник соскочил с коня и присел на корточки, бестрепетно глядя в дуло винтовки.

- Котяра?!

Мы вылезли из-под повозок, и сразу – объятия, рассказы…

- … второй раз с британцами сталкиваюсь, - жаловался я другу, - и второй раз такая оказия!

Меня бил тяжёлый отходняк, и разобрало многословие, путанное и бестолковое. Рядом растерянно топчется Санька, улыбаясь деревенским дурачком всему миру разом. Близнецы улыбались так же глупо, не в силах даже и встать. Только крупная дрожь, да гримасы, пробегающие по лицам, и снова – улыбки, и полные бездумного счастья глаза.

- Постой! А Ганецкий где! – озираюсь, - Надо же выразить свою…

- Ушёл я от него, - отозвался Котяра, улыбаясь чуть смущённо, - а ты писал, да? То-то, я думаю, письма не того…

- Да-а?

- Угу. Такой, знаешь… я шёл к нему, потому как ротмистр и всё такое… а оказалось – Иван!

- Нет, не подумай! – поправился он, - Не как разбойник, а знаешь… атаман такой, всё больше на лихости да на заигрывании с подчинёнными. Ему эта война – как спорт или охота, в удовольствие будто! Такой ради азарту там людей положит, где можно вовсе без выстрелов обойтись. Я таково на Хитровке наелся – во!

Он полоснул себя ребром по горлу с видом самым свирепым.

- И если уж воевать, - решительно добавил друг, - то должным образом!

- Да вот, - Котяра встал, - командир мой.

Молодой мужчина, похожий изрядно на Дон Кихота, закончив распоряжаться, подходил к нам.

- Дзержинский, - представился он, протягивая руку.

- Феликс Эдмундович?! – жму растерянно, и сам не понимаю, откуда это – ощущение, будто встретил человека давно знакомого.

- Мы знакомы? – в его глазах лёгкое удивление

- Да где-то слышал, наверно, - вид у меня совершенно потерянный, и спешу представиться, прячась в оковах этикета.

- А-а! Наслышан! Как же, репортажи ваши Палестинские, да и до того…

… и как-то мы с ним сразу сдружились.

***

- Мон колонель! – сопровождающий волонтёров лейтенант зашёл в штабную палатку и выпрямился ещё больше, лихо отдав честь, - Русские волонтёры, мсье Корнейчук и Житков!

- Герои сражения при Коленсо, наслышан! - полковник Вильбуа-Марейль, встав из-за стола, отдал честь, и протянул руку, которую одесситы не без гордости пожали.

Побеседовав несколько минут, и выразив своё безмерное удовольствие их службой, он поздравил их капралами и распрощался.

- Месяц назад, - задумчиво сказал Николай, выйдя из палатки и глядя на капральские нашивки в загрубевшей ладони, - и подумать не мог, а ныне – как так и надо… Капрал, ну надо же!

- Интересно живём! - весело отозвался Борис, потянувшись всем телом к жаркому африканскому солнцу.

- Да! – Корнейчук сжал нашивки в кулаке, и будто прислушался к кому-то внутри себя, - И отныне – только так!