Отрочество. Автобиография… почти.

Через час я уже находился рядом с кассой цирка, которая в этот момент была закрыта и передвинута на полтора метра вперед. «Видимо все деньги собрали, — подумал я. — И почему вчера этого не заметил?» По дороге к шатру поздоровался с теми охранниками, которых не так давно шарахнул током. Об этом они, конечно же, не знали, и видимо, не узнают никогда. Почти у самой двери гримерной встретил Алексея Рублева — среднего роста мальчика с опухшими глазами — нашего лучшего жонглера. Видимо вчера опять допоздна репетировал.

— Как ощущение? — спросил он, потирая карие глаза.

— Пока все хорошо. Руководители у себя?

— Конечно! Сейчас все в своих гримерных, готовятся.

— Ты вчера спал?

— Почти нет, — устало произнес он.

— Зря!

Войдя в свою небольшую комнатку, обставленную всевозможными коробками и ящиками для фокусов, я сел на один из трех стульев, разноцветной обшивки, и задумался над своей личной программой.

Моя комната из-за коробок больше напоминала склад, но эта версия сразу же отпадала, стоило здесь провести всего несколько минут. Помимо нагромождений ящиков, здесь находился небольшой шкаф для костюмов, видавший виды облезлый диван, столик с пудрой, помадой и прочим гримом, предназначенный исключительно для Насти и Елены, но и я иногда перекидывался на нем в карты с Иннокентием. Так же, как и говорил, здесь было три стула, а дополнением всему этому служило огромное зеркало во всю стену, висевшее над столиком и находившееся в каждой гримерной. Больше — ничего, но это пока. Сюда можно принести телевизор, магнитофон и прочую аппаратуру, но тогда уже в комнату не войдешь — все просто на тебя посыплется.

Сняв куртку и переодев ботинки, я направился к Любови Васильевне — рассказать о «рыбалке на медведя». Дверь, как всегда, была чуть приоткрыта и из комнаты вновь доносились голоса, но сегодня, в отличие от вчерашнего, разговор шел о цирке вообще.

— Сегодня нам опять пришел очередной счет — третий за последний месяц! — говорил Сергей Дмитриевич, и настроение у него, похоже, было на нуле. — Если так пойдет и дальше, вскоре мы лишимся этой земли и, как следствие, цирка. К тому же, через три дня, в одиннадцать, к нам пожалует ревизор, чтоб его, а у нас сплошные счета: за свет, воду, землю! Дезинфекцию еще навязали! В общем, полный аврал.

— Может, изменится что?

— Что может измениться, когда денег нет? Хорошо еще на охрану хватает, а то бы совсем все растащили, а тут еще эта ситуация с Евгенией…

— Опять деньги потерял?

Как из-под земли вновь появилась Вероника.

— Нет! С руководителем просто нужно поговорить, да разговаривают они сейчас.

— Подслушиваешь?

— Что ты! — сделал я вид, будто снова прислушиваюсь. — Вот, поговорили. Приятно было поболтать! — улыбнулся и вошел в комнату.

«У, глазастая!» — подумал я, закрывая за собой дверь.

— Чего тебе? — спросила Любовь Васильевна.

— Как вам сказать… Мои друзья медвежонка нашли. Не желаете ли принять в цирковой коллектив как будущего участника?

Они переглянулись. Видимо это сбило их с толку. Тогда я рассказал всю историю, что сообщил мне Александр. Первым опомнился звукооператор.

— Ну что ж, медведь — это хорошо. Пусть привозят!

«Видимо, подумали, что терять нечего, все равно скоро всех выгонят», — вертелось у меня в голове. Я посмотрел на часы.

— Через полчаса будет здесь. Куда его?

Они удивились еще больше. Видимо не рассчитывали, что это произойдет так быстро.

— В фургон, за шатром. Он все равно пустой стоит, теперь с медведем будет. После выступления накормим и что-нибудь постелем, чтобы мягче было. А сейчас извини, нужно готовиться, да и тебе не мешало бы собирать реквизит.

Я кивнул головой и вышел, но уходить далеко даже и не собирался, а затаив дыхание, прислушался.

— Зачем он нам? — спросила Любовь Васильевна и в голосе ясно чувствовалось недоумение.

— Ничего, три дня мы его продержим.

— А затем?

— Затем… Он обречен!

Больше я не стал их слушать. К тому же эта пронырливая Вероника могла появиться в любое мгновение, а этого мне не хотелось. В моей голове родился такой сногсшибательный план, что страшно говорить. Будет лучше, если я его приберегу на потом и не стану сейчас о нем рассказывать.

Ровно в десять, как и договаривались, приехал Мишка. Один. Его дребезжащую машину я услышал еще издалека. Нам потребовалось двадцать-двадцать пять минут для того, чтобы удобно разместить в фургоне «пойманного на крючок» зверушку. С ним нас не видел никто, даже те два охранника-милиционера, которых всегда неизвестно где носило. Поблагодарив за оказанную помощь, я отпустил Михаила обратно, а сам пошел в гримерную переодеваться.

До начала представления оставалось меньше получаса.

Уже надевая фрак, я вспомнил слова Любови Васильевны: «Костюмы, так же, как и реквизит, — ваши личные вещи. Не мните и не грязните. Помните! Стирать их будут только ваши родители. Так что не делайте им лишней работы!» Не знаю как остальные, но я об этом никогда не забывал.