Опал – длинная витая цепочка позволяла спрятать сам камень на уровне солнечного сплетения – приятно потеплел, и всякая тревога мигом прошла. А когда увидела, что за дверью находится самый обычный кабинет в бордовых тонах, щекочущая пустота внутри заполнилась уверенностью, что ничего страшного не случится. И вместо того, чтобы занять кресло или угловой диванчик, я принялась осматриваться. На стеллажах стояли книги, в основном на ньэннском, но разобрать больше двух-трёх слов на корешках у меня не вышло. Камин напротив пары кресел делился уютным теплом – видимо, его зажгли специально, – а над каминной полкой висел спрятанный под белой тканью портрет. Любопытство взяло вверх, я оттянула край – это оказался портрет женщины в соломенной шляпе и простеньком ситцевом платье. Она стояла у парапета набережной с охапкой луговых цветов. Яркое лазурное небо, остров Бурь с дворцом на фоне… Я невольно закусила губу и отпрянула, потому что поняла: на портрете была изображена мама. При виде её широкой улыбки и радостных зелёных глаз в груди кольнуло.
Позади раздался громкий чих. Я вздрогнула и обернулась. Шуген, бесцеремонно лежавший поперёк стола, игрался с пером в чернильнице.
– Пахнет Ашэ-у, – промурлыкал он, плавно стёк на пол и подбежал ближе. Раз – и вот фамильяр оказался на каминной полке, вперив светящийся синевой взгляд в завешенный тканью портрет.
Наверное, у короля и правда был своеобразный юмор – сначала подсунуть нелюдимому магистру болтливую служанку, а меня отправить в кабинет отца. Хотя, что тут, в сущности, такого? Ну кабинет и кабинет. Я же, по выдуманной вместе с Яраем легенде, знала о настоящей работе дражайшего родителя, что он не просто маг на королевской службе, но ещё и Раджети.
– Магистр не узнает? – на всякий случай уточнила я, обеспокоившись тем, что Ярай будет ругать нерадивого фамильяра, которому запретили показываться воплоти.
– Не уз-снает, – зафыркал кот, – если дочь Аш-шэ не с-скаже-ут.
Я кивнула, борясь с соблазном сорвать ткань с портрета и хорошенько его рассмотреть. Или, может, лучше оставить жирную кляксу на каких-нибудь бумагах на столе? Или перепутать книги? Пакостить по-серьёзному не хотелось, но как-то дать о себе знать… а как давно вообще отец был тут? И скажут ли ему, что меня сюда отводили? Судя по всему, он меня и не искал – либо будучи чем-то очень занятым, либо находясь в уверенности, что мне ничего не угрожает. Хотя, одно другому не противоречило.
А почему портрет вообще завесили? Непорядок. Если пододвинуть кресло, как раз должна достать…
Дальнейшее произошло слишком стремительно. Кое-как, не помяв при этом пышную юбку, я сумела дотолкать кресло, взобралась на него и потянула ткань, но та упрямо цеплялась за дальний угол. Раздался скрежет – мне сначала показалось, что это началась рваться ткань, – и почти сразу после него – короткий лай.
– Сидеть! – неожиданно вскрикнул тонкий девичий голосок.
Шуген прыгнул вперёд, уронив и меня, и кресло, я полетела вниз, и картина-таки грохнулась об пол. Край рамы с громким треском раскололся, заставив меня пожалеть об опрометчивом решении посмотреть на портрет во всей красе. А потом в повисшей тишине раздалось:
– Извините!
Я, всё ещё вцепившаяся в теперь уже подранный кусок ткани, едва нашла в себе силы, чтобы справиться с шоком и выбраться из-под придавившего меня кресла. Было непонятно, стоило краснеть или бледнеть, что вообще дальше делать и как быть. Шуген благополучно испарился, и я осталась один на один с десятилетней пигалицей в мальчишеском тёмном костюмчике и сидевшей рядом с ней белоснежной кудрявой борзой. Длинные золотые волосы девочки были заплетены в две изрядно растрёпанные косы, серые глаза смотрели с испугом, но где-то в глубине чувствовалось любопытство. За её спиной, распахнув тёмную пасть, чернел уходящий налево тайный проход, до времени скрытый книжными стеллажами.
– Вы ведь не скажете никому, что я здесь была? – понизив голос до заговорщицкого шёпота, спросила она.
Только и нашла в себе силы, что качнуть головой. Судя по тут же сползшей мантилье, заколки держались на волосах на последнем издыхании, вот только никакого зеркала рядом не было, чтобы понять, насколько ужасно я выглядела и в каком виде предстану перед светлыми очами Их Величества.
– Давайте я помогу! – кинулась вперёд девчушка, но не ко мне, как я было ожидала, а к картине.
Вот вроде и хотела что-то такое сотворить в кабинете отца, в качестве мелкой мести за всю ту ложь, что он мне на уши навешал, а портрет всё же жаль – матушка ведь ни в чём не виновата! Не удивлюсь, если он и её обманывал так или иначе, не случайно ведь она каждый раз плакала, стоило ему отлучиться надолго…
– Как тебя зовут? – спросила я, наблюдая за тем, как она хлопотала над разбитой рамой – судя по жестам, всполохам магических потоков и неслышно движущимся губам, девочка перебирала заклинания, которые могли бы помочь.