Оцепеневшие

Может, Соня права. Может, наш индиго заложил для нас разные задания? В любом случае – плевать. Точки в углах. Значит, мы справились, и значит, меня ждет вознаграждение.

Напоминаю Соне про уговор. Она смеется. Так хохочет, что я понимаю – обманула. Вот и верь ей после этого.

– Что? Веселимся?

Откуда ни возьмись появляется Кирилл. Просто выходит из-за угла. Кто знает, может, он там все это время стоял и наблюдал?

Соня перестает хохотать. Мы сидим и смотрим на Кирилла. Сидим, как нашкодившие школьники перед учителем.

– Я смотрю, справились. Молодцы!

Он подходит ближе, теребит Соню за подбородок.

– Думал, ты не сможешь.

– Киря, – я перебиваю, – на кой черт нам навык двигать точку по углам?

– Это не навык. – Он смотрит на меня, но обращается к двоим. – Это тест. Или не тест. Скорее мини-экзамен. Допуск. Понимаешь? Справитесь – получите навыки. И вы справились. Вы молодцы.

Я закуриваю. Делаю вид, что мне безразличны его слова. А сам горжусь, что мы молодцы.

– На сегодня достаточно. Завтра продолжим. – Он зовет за собой в дом. – Пойдемте поедим.

Еда снова ждет нас в печи. Мы все так же не удивляемся, что она там, свежая и горячая. Едим с удовольствием.

Соня хитро смотрит.

Что ж. Завтра только попроси помочь. Без аванса не пошевелю и пальцем. Задолжала.

Что ж. Завтра.

* * *

Гостиница.

Из окна номера виден мост.

Широкая река делит город на две части, южную и северную. Я смотрю на воду с обыкновенным в последнее время раздражением и пытаюсь понять, в какой части города относительно глубокой мокрой гадости мой отель. Лучше, думаю, пусть бы на южной. Как-никак теплее.

Гнев. Следующая стадия после отрицания.

Все происходит в точности, как предупреждал Кирилл, все, как описывала доктор Кюблер-Росс.

Гнев.

Теперь я знаком с этим чувством. Теперь точно знаю, как выглядит настоящий, сжирающий тебя изнутри, смертельный гнев.

Любопытное наблюдение: чем больше думаешь о смерти, тем страшнее ее представлять. Особенно становится страшно, когда рассуждения приводят к выводу – все, я уже труп.

По набережной прогуливаются парочки. Дети весело визжат, кушают мороженое. Идиллия, мать ее, счастье и покой.

Мертвый парень-рикша на самодельном велосипеде-повозке катает мертвых прохожих за истлевшие монеты. Практически мой коллега. Представляю, каково ему. Крутишь педали. «Вежливый и выносливый». Весь вечер крутишь, потеешь. И никакой благодарности. Так и слышу приторные слова хохочущих клиентов. Какого-нибудь жирнозадого позера: «Стой! Приехали! Отлично прокатились. Вот, сдачи не надо. А ты говорила, не потянет, говорила, я толстоват для повозки». Толстяк швыряет в тебя монеты. Поймать на лету не получается, и они с тоненьким звоном приземляются на мостовую. Торопишься поднять, но одна, самая ценная, закатывается под тележку с сахарной ватой. «Извините, можно я достану монетку?» Естественно, никто не слышит. Очередь мертвецов стоит за ватой, и никто не подпустит. «Смотри, мама, я монетку нашла!»

Как же все достало.

Меня окружают мертвые уроды и уродки. Дурно пахнущие твари, маскирующие свою вонь дорогими духами.

Уроды не в смысле, как выглядят, выглядят, надо сказать, чаще приятно, чем наоборот, а в том смысле, какие они все на самом деле. Бодренькие с виду трупы, разложившиеся изнутри. Безответственные, эгоистичные, ленивые, морально недоразвитые мрази. Уроды, одним словом.

Мертвые уроды.

Гадкие мертвецы. И прохожие, и торговцы, и я сам. Лицемеры.

Рикша. Любезный, шевелит ногами, а в душе проклинает пассажира. Подбирает копейки и надеется, что кто-нибудь невнимательный забудет сумку или кошелек в его велокарете.

Тьфу.

А вчера…

Весь вечер наблюдал, как по улицам разъезжают такси. Из окна гостиницы виден и парадный вход, и стоянка. Наблюдал, как клиенты сами распихивают багаж по машине. Как усаживаются спереди, когда есть свободные места сзади. Наблюдал, как усталый водитель с выражением брезгливости на лице помогает выбраться из машины пожилой даме, морщится – какое одолжение сделал. Такое непростительно и для привокзальных неофициальных такси. А эти, возле отеля, премиум-класса.

Нет, ребятки. Это позор. Так вы не заработаете.

«Приветливый и услужливый».

Не согласен? Води грузовик с песком.

Каждый должен знать свое место, свое предназначение. И каждый должен по максимуму исполнять отведенную ему обществом роль. Даже после смерти, даже когда все не имеет смысла.

Из-за таких вот имеем то, что имеем. Уверен, не будь на Земле «этих», двухтысячный наступил бы, как очередной год. Без происшествий и катаклизмов. Выпили шампанское, пошумели хлопушками, и все. Мир погиб из-за «этих».

«Если желаете, в салоне можно курить». «Всего доброго, сэр, мэм».

Мир погиб. Смерть.

Я ничего не успел.

Главное мое достижение – могу просидеть целый день в машине и не отсидеть задницу. Все чего-то ждал-ждал, вежливый. Послушный, пристегнутый ремнем. Дождался лучших времен.

Что я оставил после себя? Ни карьеры, ни жены, ни наследников. Хотя… Хорошо, наверное, что нет детей. Не мучаются.