Оцепеневшие

– Готов? – слышится голос. Соня все это время стояла у меня за спиной и наблюдала за экспериментом.

– Умер.

Я записываю:

«Десять часов тринадцать минут.

Пульса нет. Кирилл мертв».

Соня протягивает бокал, предлагает выпить.

– Помянем.

Я соглашаюсь. Я теперь на все соглашаюсь.

Кто знает.

Что вообще значит «терять нечего»? Мне нужен повод, цель. Не стану же со временем, как этот, с брекетами, искать смерть.

Мы выпиваем по бокалу, затем опрокидываем по второму.

Закуриваю.

– Ты много куришь.

Я не отвечаю.

Соня зовет в комнату, сейчас будет трансляция матча с ее любимой командой. Шла бы она. Я должен следить. Сидеть и не спускать глаз с прыщавого. Для чистоты эксперимента.

Еще раз проверяю пульс. Глухо. Мертв.

Лезу в телефон, листаю почту.

Да-да, я знаю, что ничего не пришло, никому я сейчас не нужен. И раньше никому. Но руки сами тянутся. «Обновить», у вас нет новых сообщений. Жму еще раз «обновить».

Розовая пена покрывается пузырями. Я слышу крик Кирилла. Крик доносится из-под воды.

Булькает.

– Ну что? – Над ванной показывается голова с пенной шапкой и красными, кровавыми подтеками под глазами. Он делает глубокие вдохи, откашливает мыльную воду.

Я не отвечаю.

Осматриваю его руки. Ни царапинки. Гладкая, ну как гладкая, прыщавая кожа.

Записываю:

«Десять часов пятьдесят семь минут.

Кирилл ожил.

Следов порезов нет».

Контрольный раз трогаю пацана за шею, проверяю пульс. Хм.

– Пульса нет, – констатирую. Собираюсь сделать запись.

– Здесь проверяй, – он протягивает запястье. – На руке легче почувствовать, доктор Пилюлькин.

Трогаю запястье. Да. Есть. Слабый, но пульс.

Записываю:

«Пульс есть».

Хватаю Кирилла за волосы. Окунаю его голову под воду.

Брызги разлетаются. Пена спрыгивает на пол. Кирилл бьется руками и ногами, перемешивает красную жидкость. А я держу. А он захлебывается. А я притопил и держу. Он бьется, брызги во все стороны, носки, сука, промокли.

Я держу его голову и чувствую, как капли проникают через ноздри в горло. Я топлю прыщавого, а ощущение, будто не я, а он меня убивает.

Прыщавый перестает сопротивляться.

Записываю:

«Попытка № 2. Ванна. Утопление.

Одиннадцать часов.

Кирилл мертв».

Проверяю шею, проверяю запястье – пульса нет.

Абсолютно точно труп.

* * *

Костер догорает, Кирилл еще не вернулся. Соня предлагает выпить и передает мне бутылку.

Вино. На этикетке когда-то был рисунок, была надпись. Когда-то. Сейчас наклейку украшает плотная черная точка в самом центре.

Делаю глоток.

Прошел шестой день обучения. Двигать точку – как семечки щелкать. Управлять друг другом научились, сохранять «правильное» состояние стало гораздо проще. Научились не только повторять. Оказывается, можно чувствовать то же, что другой человек. Кирилл этим владеет в совершенстве. Именно из-за этого навыка мне казалось, что он может читать мысли.

Теперь и я, и Соня можем чувствовать без труда. Например, если Соня волнуется, я чувствую ее беспокойство как собственное. Если я устал, Соня может почувствовать мою усталость.

Мне всегда было интересно, чем женский оргазм отличается от мужского. Эти хваленые волны блаженства, невероятно сильные, в разы насыщеннее и интенсивнее, чем у мужчин. Есть шанс с помощью Сони испытать, так сказать, на себе. Зреет план. Не знаю, как попросить. Может, постоянно думать об этом, она заметит и сама предложит?

– Интересно, куда он каждый раз уходит? – спрашиваю, пытаясь привлечь внимание Сони.

– Не знаю, и мне все равно.

Соня не в духе. В таком состоянии ее бесполезно просить. Почему я не психолог? Сейчас бы применил парочку трюков и расположил к себе девушку. Что бы сейчас сделала Кюблер-Росс?

Нужно как-то растормошить Соню. Выбрать правильную тему для разговора. Спрошу о детстве. Пусть расскажет что-нибудь приятное. Не всю жизнь же она так. Была же когда-то счастливой девочкой.

– Я совсем о тебе ничего не знаю. Соня твое настоящее имя?

– Что тебе надо?

– Просто интересно. Хочу поближе познакомиться.

– Тебе правда интересно?

Я чувствую, как она сканирует мое настроение. Второпях настраиваю себя на искреннее любопытство.

И…

Сработало. Кирилл бы точно понял, что я притворяюсь, но не Соня. Она не настолько хорошо умеет считывать чувства других, плюс она такая наивная и легковерная.

– Да. Меня зовут Соня. Это мое настоящее имя.

Хорошо, киваю, пусть будет так, Соня. Настоящее так настоящее. Не буду ловить за руку и рассказывать, что видел ее паспорт и что знаю, что на самом деле зовут ее Катя.

– Спрашивай. Я не знаю, что тебе рассказать.

А я не знаю, о чем спрашивать. Мне абсолютно неинтересно, как она росла и как скучно ей было на уроках математики. Единственное, что меня интересовало в ней, так это интенсивность женских оргазмов.

– Хочу знать все о тебе, – зачем-то вру. – Расскажи о своем самом сильном потрясении.

– Я росла одна, без матери.

Соня коротко отвечает и становится еще более хмурой.