Оцепеневшие

Она говорит, что ее маму сбил фургон. Насмерть. Прямо на глазах у маленькой Сони. Вроде как водитель напился и уснул.

– Жаль. Соболезную.

Я исключаю намертво, что с ней это было на самом деле. Она врунья. Но из вежливости киваю, мол, ах как же я сочувствую.

Про отца лучше бы я не спрашивал. Папа ее, говорит, драный алкаш, конченый человек. Бил, издевался над ребенком. В возрасте, когда девочка начала напоминать девушку, один из его дружков-алкашей купил Сонину невинность за бутылку крепленого.

Кстати, знакомый поворот. Я определенно где-то читал или смотрел в кино нечто подобное.

Ай-ай, киваю, как несладко тебе пришлось.

Она же понимает, что я могу все ее рассказы проверить? Я могу подключиться к ее воспоминаниям и узнать, как все было на самом деле. Могу даже без ее согласия. Она знает.

Зачем же врать?

Она внимательно следит за моей реакцией. Говорит, с тех пор ни о какой общеобразовательной школе и речи не шло, только жестокая домашняя школа выживания.

Она же понимает, что я не верю. Просто издевается или что?

Маленькая Соня собрала вещи, дождалась, пока папочка уснет, выбралась через заднюю дверь и убежала из дома.

Удрала.

Соня рассказывает о своем прошлом с гордостью, без тени страха или сожаления. Говорит, что я даже не представляю, сколько сил ей понадобилось, чтобы не убить спящего пьяницу-отца.

Нет, похоже, не понимает. Уверена, что я дурачок и считаю правдой каждое ее слово. Ее рассказ о себе напоминает скорее плохую легенду по программе защиты свидетелей.

Она говорит, и мне кажется, что Соня и вправду верит в то, что рассказывает. Словно кто-то внушил ей ложные воспоминания. Или заставил поверить в правдивость этого бреда.

– Потом меня подобрал капитан баржи.

Старик нашел прячущегося подростка среди холмов щебня на погрузочной станции. Приютил. Первое время все шло неплохо. Он заботился, кормил, лечил, взамен Соня помогала по дому, убирала, готовила еду.

Ух, думаю, и вот зачем я спросил. И где уже Кирилл? Возвращайся скорее, прыщавое мелкое женоподобное создание. Старика на барже придумала. И неудобно как-то остановить рассказ.

– И как там старик? – спрашиваю.

– Старик заболел. Умер, и я снова осталась одна. Никому не нужная, всеми брошенная.

Странно.

Соня рассказывает о себе, словно пересказывает услышанное где-то. Словно не переживала, а просто узнала факты от кого-то.

– И что же дальше? Как ты не погибла?

– Судьба свела с группой лесбиянок.

Вот на этом месте я чуть не заржал. Прикрыл смех кашлем, отвернулся, мол, ищу сигарету.

У них была своя организация, говорит, вроде лесбосекты.

– Лесбосекта? Серьезно?

– Ну как лесбо. Большинство из них просто ненавидело мужчин. Женщин тоже в постели видеть не мечтали, но гордо называли себя лесбосестры. – Соня глотает вино, смотрит на меня.

Тут я не выдерживаю, разрываюсь от смеха.

– Да-да. Чего смеешься? Так все и было. Собираются они такие вечерком, напиваются и хвастаются друг перед другом новыми сумочками и дорогущими туфлями.

Соня смеется вместе со мной. Она думает, наверное, что я смеюсь от того, как она их описывает.

Кое-как удается справиться со смехом. Машу ей, продолжай.

– Я, естественно, не причисляла себя к объединению, просто в тот момент выбора не было.

Обманутые, брошенные или просто идейные дамы обсуждали и планировали переворот.

«Заменим синие таблеточки на жаропонижающие!» – кричит одна.

«Пусть эти вислобрюхие макаки протыкают вялыми членами друг другу задницы!» – заходится другая.

«Мы наведем порядок! Заставим уважать! Укажем озабоченным шимпанзе на их место!»

– Да! – кричат женщины хором.

Мне не по себе.

Соня так ярко описывает события, что картинка всплывает перед глазами. Я словно сам побывал на одном из этих тайных собраний лесбосестер. Не уверен, что готов дальше слушать ее сумасшедший рассказ. Но Соню не остановить. Она вошла в раж.

– Пожила среди них. Набралась ума-разума. Но, сам понимаешь, это не мое.

Соня смеется, гладит свои шелковистые колени.

Потом узнала, как можно быстро и просто заработать. Сначала на трассе, затем в отеле. Карьера быстро развивалась.

– Веселенькое время, – пытаюсь прекратить ее монолог.

– Не веселенькое. Мужчины становятся бешеными, когда узнают, что их прибор не работает, понимаешь? Как ни три, как ни крути. Только с препаратами. Бесятся. А кто виноват? Правильно, Соня. Это из-за меня у него не получается, понимаешь?

Она показывает руками пощечины.

– Раз по лицу, другой. И постоянный клиент перестает нравиться. Один синяк сходит, на его месте появляется другой.

Я делаю глоток вина.

Кажется, сейчас я могу сформулировать. Соня говорит так, будто на самом деле видела те события. Свидетель, но не участник. Наверное, это на самом деле произошло, но, например, с ее подругой. Или же она сочиняет на ходу, тогда беру свои слова о ее воображении обратно.

– А чего ты не нашла нормальную работу?

– Образования никакого. УВЧТ закончила, и все.

Что за УВЧТ, думаю, но уточнять не хочется. Университет владения частями тела? По специальности «мастер на все руки»…