Оцепеневшие

Я не то чтоб прям верующий, не вдавался в тонкости обрядов разных, в церковь не ходил, но знаю, самоубийство – страшный грех. В свете новых событий волей-неволей начинаешь сомневаться в том, есть ли рай или ад.

Что нас дальше ждет? Ни Кирилл, ни кто бы ни было там еще не сможет ответить наверняка, есть бог или нет. А вдруг есть? Рисковать нельзя. Вот, предположим, есть, а я тут страшный грех совершил. И, судя по всему, не так долго осталось ждать ответа, скоро выясним.

Задание «Убить себя».

– Я сам вам немного помогу, – говорит Кирилл. – Я знаю, насколько это страшно для вас. Помогу, и очень просто. Дам выбор. Либо вы сами решитесь и тогда прошли подготовку, получаете вкусняшки и всякие приятности, либо я лично вас прикончу. И тогда прости-прощай. Все забудете и вернетесь к своим проблемам. Обещаю.

Он говорит «обещаю» и показывает пальцы на руке. Скрестил и тычет в нас, мол, шутит, никого он не убьет.

Но, зная его, шуткой могут оказаться его скрещенные пальцы.

Он кладет на стол горсть мухоморов, поганок и еще каких-то неизвестных грибов. Насобирал в лесу, пока бродил. Закидывает в рот, тщательно пережевывает и глотает.

– Скоро я «того», – говорит и морщится. – Просто чтобы показать вам.

Я беру гриб со стола.

– Положи. Не советую. – Он хохочет. – Больно. Выбери более простой способ. Кстати, вешаться тоже не надо. Вернее, можно, но только в присутствии помощника.

Я все еще верчу в руке гриб, а он объясняет, почему веревка – не лучший способ.

Говорит, как-то раз, по неопытности, повис головой в петле. Вишу, говорит, болтаю ногами над опрокинутым стулом, задыхаюсь. Руки связаны, рот затянут кляпом. Он жует, рассказывает, а я, кажется, начинаю понимать, отчего прыщавый такой странный.

Сдерживаю улыбку, убираю поганку в карман.

Он продолжает рассказывать и показывает, как он висел, упираясь языком в кляп.

– Боль адская, глаза в прямом смысле на лоб лезут.

Умер, говорит. Пришел в сознание, повторно задохнулся. Опять оправился, подергался и снова умер.

– Каждый раз больно и каждый раз глупо.

Смотрю на Кирилла, изучаю шею. Ни следа.

Говорит, прихожу в себя, поболтаю ногами, успею расплакаться и снова отрубаюсь.

Кирилл набирает еще горсть грибов, разжевывает и продолжает:

– Еле выкарабкался, в общем.

После пятых или шестых конвульсий подоспел сосед. Как он услышал? Загадка.

Повезло.

Сосед, естественно, уже не помнит, как помог.

– Но, знаешь, если б не он… Спасибо ему, серьезно.

– Есть ружье? – перебиваю на полуслове.

– Хо-хо. А вот это отличный выбор, – Кирилл протягивает мне коробку патронов.

Он заранее ее приготовил. Догадался, наверное, что я застрелиться решу. Читает меня, насквозь видит, зараза.

– Только не промахнись. – Он кривляется, показывает, как я буду, напуганный, тыкать ружьем в лицо. – Короткую смерть трясущимися руками можно превратить в невыносимо мучительную.

Соня интересуется насчет яда.

Просит какой-нибудь пожестче, самый быстродействующий, чтоб так раз, и все.

– Не сомневался в тебе, – хлопает Киря ее по плечу. – Был уверен, ты именно яд выберешь.

– Почему?

– Девушки часто предпочитают яд. – Кирилл подмигивает.

– Ты знал, что мы с Соней выберем?

– Скажем так, догадывался. Но это не важно. На самом деле подойдет любой вариант. Все сгодится. Главное, не выбирайте утонуть. Хуже нет, чем умереть, захлебнувшись.

Дает Соне флакончик. Она берет, а Киря не отпускает, смотрит на нее и продолжает говорить:

– Должен предупредить. Яд чертовски больно. Невыносимо.

– Зато быстро.

– Одобряю. – Прыщавый показывает большой палец вверх.

Соня прячет пузырек с ядом.

Киря одним махом съедает оставшиеся грибы и подходит к стене. Он снимает с гвоздя охотничье ружье, перегибает пополам, смотрит на меня сквозь сдвоенный ствол, словно через бинокль.

– Сегодня устроим прощальную вечеринку. Проводим прошлое. А послезавтра еще и помянем. Собирайтесь пока с мыслями. Готовьтесь.

Говорит и выходит во двор.

Не знаю, как он себе это представляет. Наверное, рассчитывает, что мы пустимся в пляс, во все тяжкие понесемся, напьемся до беспамятства, станем веселиться, как в последний раз.

Но мы разбредаемся по углам. Молча рассаживаемся.

Ни слова. Полная гробовая тишина.

Можно было бы поныть, мол, Соня, давай напоследок переспим. Надавить на жалость, напоить. Она, скорее всего, согласится.

Но. Я пересчитываю патроны. Высыпаю на стол, затем протираю пальцами каждый и складываю в коробку.

Так я провел весь день. Размышляя и перебирая патроны. Кирилл вернулся, как стемнело.

Он зашел и, не говоря ни слова, лег под одеяло.

Под утро Кире стало плохо. Грибы сработали.

– Фаллоидин. – Кирилл старается говорить громко, а из его бледной, покрытой каплями пота головы вылетает шепот.

Он начинает свою предсмертную лекцию об отравлении грибами. Хрипит, кашляет.

А мы сидим, молчим. Никто не подходит к нему.

Фаллоидин, говорит он, начинает вызывать изменения в клетках печени почти сразу.

Он бубнит, а меня подташнивает.

– Первые симптомы наступают часов через десять. Отравление начинается с сильнейших болей в животе.

Он говорит и в подтверждение своих слов корчится, хватается за живот.