Оцепеневшие

Открывалка смотрит, не отрываясь от спасителя.

– Все, что от тебя потребуется, дорогой мой, – просто открой двери камеры. И я смогу защитить тебя от Наполеона.

– Н-нет, я же с-сказал…

– Заткнись! Или открывай, или разбирайся с императором сам!

Человек-открывалка хватается за голову и падает. Он бьется руками и ногами о бетонный пол. Изо рта у него текут слюни, он то ли плачет, то ли смеется, не понять.

Я вижу сомнения Кирилла. Ему страшно. Он не знает, что теперь делать с Открывалкой. Чувствую, что он готов позвать доктора, собирается бежать и звать на помощь.

Но заика его опережает.

Встает и сам решительно подходит к двери.

– Л-ладно.

Открывалка мнет кисти рук, выгибает пальцы, нервничает, потеет. Смотрит по сторонам, озирается на Кирилла.

Он долго смотрит, затем резко хватается за ручку и дергает.

Заперто.

Еще раз дергает – не открывается.

– Н-ну ж-же. Д-давай от… от-ткрывайся!

Он стучит в дверь ногой, молотит кулаками и зовет санитара. Кирилл оттаскивает Открывалку от двери, но поздно.

Слышится звон ключей, и в палату входит огромный санитар.

– Что случилось? – спрашивает он сухо.

Заика шепотом говорит Кириллу, что он выполнил уговор, дверь открыта и теперь он должен, нет, теперь он просто обязан спасти от Наполеона.

– Открывалка, ты олень!

– Чего шумим?

Убедившись, что с пациентами ничего не случилось, санитар грозит кулаком и закрывает за собой дверь.

Заика удивленно смотрит и не понимает, чем недоволен Кирилл. И почему это он обзывается.

Мы переносимся на улицу.

Теперь Киря показывает мне всю больницу с высоты птичьего полета.

Кажется, я начинаю понимать, что имела в виду Соня, когда говорила, что мои воспоминания ненатуральные. Словно их кто-то специально придумал.

Мы висим над крышей, Кирилл продолжает рассказ:

– Много лет, – говорит, – сколько, точно не помню, я провел в этой тюрьме. Много долгих дней я слушал заикания соседа и отдавал пилюли Императору. Каждую минуту проводил в рассуждениях и поиске ответов.

Искал решение. И оно открылось.

Нежданно-негаданно.

– После обеденного сна, – говорит веселый доктор. Он летит мне навстречу, машет руками, как чайка.

Летит над крышей и продолжает рассказ:

– Перед вечерним обходом молодой старик научился управлять пространством.

Сперва удалось из воздуха материализовать карандаш.

Мелочь. Совсем незначительный сдвиг. Но сдвиг. За этот фокус Киря неделю провел связанным, решили, что он где-то стянул карандаш.

Вскоре удалось материализовать целый пенал, хоть открывай лавку с канцелярскими принадлежностями.

Необъяснимое появление предметов больше не смущало никого из окружающих. Они сами без труда придумывали объяснения и оправдания странностям.

Я практиковался каждую минуту. Пока ел, во время прогулки, вместо дневного сна, вместо вечернего просмотра телевизора.

– И вот настал тот день, вернее, ночь, когда Кирилл овладел навыками и сумел отпереть замок. Выбрался из палаты, – доктор рассказывает сквозь смех.

– Покинуть больницу оказалось простейшей задачей, – кричит снизу санитар и машет нам рукой с земли.

– И теперь всемогущий маг и волшебник Кирилл возвращался домой, – и врач заливается смехом.

Мама его встретила холодно. Кирилл говорит в моей голове, продолжает говорить о себе в третьем лице. Она ни на день не постарела и, как и все вокруг, ни капли не изменилась.

С порога обвинила мальчика в том, что ее сын прогульщик и так рано вернулся из школы, потому что не думает о будущем. Она словно не знала, не помнила, где все это время был ее ребенок. Где все это время я пропадал.

Она продолжала жить в своем сценарии.

– Люди разные. И сознание у всех разное. – Он говорит и гладит собаку.

Я смотрю на Кирилла глазами его пса.

– Кто-то в состоянии помнить себя не дольше часа. Другие справляются с неделей. Самые продвинутые помнят пятьдесят дней. Таких единицы. Кто может себя помнить дольше, до знакомства с тобой и Соней я больше не встречал.

На самом деле мы с Кириллом знакомы не больше месяца. Откуда у него уверенность, что со дня на день мы не потеряем память? Еще я хочу спросить Кирилла о детских воспоминаниях. Почему они не исчезают? Если спросить прохожего, он без труда расскажет, как он рос, как катался на велосипеде, как учил домашнее задание. Я хочу спросить, но из пасти вырывается лай. И я трушу шерстью.

– Нет, – отвечает Киря. Он без слов знает, о чем я спрашиваю. – Вы с Соней не отключитесь. Поверь. А детство… Это все не то. Не настоящие воспоминания. Выдумка. Сказка, подходящая для уровня сознания.

Но. Я хочу возразить.

– Нет-нет. И твои воспоминания до наших занятий – не что иное, как ложь и фантазия.

– Обедать! – доносится голос мамы.

Мы переносимся в гостиную.

На столе расставлены тарелки, приятно пахнет мясом.

Я наблюдаю, как семья молча обедает.

Мальчик хочет встать из-за стола, но отец его одергивает:

– Подожди, пока все доедят.

– Сегодня твоя очередь мыть посуду, – добавляет мама.

Я чувствую, как вся семья, считая собаку и рыбку в аквариуме, словно спит. Они погрузились в иллюзию с головой, как страус в песок, и прячутся от действительности.

Все, кроме мальчика.