Тон категоричен. Мармеладка солится во влажной ладони, исходит пульсацией в кулак, неведомая, сулящая бензиновые пятна грёз, если верить запрещённым фильмам, что мы глядели в одеяльных шалашах. Сдавленно хихикая под нос, представляю, как мир выкрутит под чем-то, мощнее коньяка, привидятся ли мне в делирие Бакунин в ленточном галстуке, концом запавшим за сюртук, улечу ли я лилипуткой в гущу бровей Гольдман, спляшу ли босанову на Головецкой лысине. Быть может, на меня упадёт солнце и прожжёт до позвоночника, а я в это время буду корчится голышом на полу, в блевотине и моче — но это из другого фильма, с киносеанса, где мои подружки в шоке закрывали лица простынями.
— Сейчас же, — цедит Вик, резко растеряв былую нежность. Шумно выдыхает через зубы.
Соображается туговато, не будь я полусонной, сварганила бы сценарий, даже два, второй — фантазийный — на будущее. Неизвестность перестаёт гнетуще прессовать мозги, обречённость воспринимается почти с радостью, чуть пригашенным вчерашним возбуждением, всего-то чернявому пятнищу нужно было по нему прокатиться. А наркота… Откинусь с непривычки ещё — а завтра свершится, завтра мне в левый или в правый фланг к товарищам.
— Сию минуту…
Не задумываясь больше, кидаю мармеладку в жерло раковины и врубаю измельчитель, вмиг разрывающий желатиновое тельце. Подставляю ладонь под кран и стираю едва заметные фиолетовые следы в прочерченных на коже линиях.
— Умница, — Вик выключает воду, разворачивает меня к себе, бьются сбитые стаканы, хрустят под затылком выпавшие из перевёрнутой банки колосья. Давно меня не целовали с остервенением, приговорёно забрав в объятья, не целовали без превращения своей изнанки губ в виноградного слизня.
Когда всё заканчивается, я, как страдающая антероградной амнезией, выцепляю одни урывки — слишком беспорядочно, слишком выплёскивающе, швырк — из аквариума при толчке вагона, вместе с рыбкой. И в очередной раз не жалею о полученном, ныне — о желанном доверии, что подцепила, растеребив узлы, практически кончиком крючка.
— Я отличная ученица, не спорь, — мне далеко до обольстительного меццо Марты, но шепчу с похожими интонациями. — Грош цена анархисту, что для иллюзий жрёт фигурный мармелад.
Опять забывшись на секунду, жмусь носом к высокой скуле Ирвиса, отстраняюсь в блаженной гримаске и говорю:
— И всё же, я его извещу. О доставке.
— Не слишком забалтывайся, шери, — в новой усмешке отзывается Вик. — А я, пожалуй, буду спать. Полезешь к нам — со стремянки не навернись.
***
Закрывшись в той самой узкой кабинке в тонких трещинах и с пожелтевшим рифлёным дном, я жду ответа на видеозвонок, пальцы нетерпеливо крутят губы. С третьей попытки над экраном зависает голографический Эраст, хитрой электронике не скрыть опухшего лица, раскрасневшегося, истыканного щетиной. А глаза измороженные и сонные.
— Детка! — восклицает обрадовано. Сзади узнаётся в мятой простыне водяной матрас, на котором он когда-то меня трахал. — А я уж не надеялся!
Хмурюсь и выдаю:
— Неужто ты считал, что я в пруду утопла?
К счастью или к сожалению, бедной стала другая Лиза.
— Сказал бы раньше, что доски всплывают, но сейчас не буду, — смеётся хрипло. — Без тебя, детка, пиздец, как уныло.
«Что он там себе намешал?»
— А со своими ты, смотрю, во всю отжигаешь, из-за вас коменду ввели, весь движ у меня сорвался. Но я тебя прощаю, — Эраст по ту сторону тянет пальцы к моей голограмме. Четыре штуки, пеньком обрубок.
— Какое милосердие! — отвечаю, подыгрывая. — Я чего звоню, подарочек мне твой доставили. В целости и сохранности.
Эраст делает в воздухе хватательное движение и тянет долгое «хы».
— Не выбросил, значит, скотина! Я твоего Хуирвиса у себя на днях встретил, что удивительно, не на тачанке. Дай, думаю, через него тебя отблагодарю. За наши с тобой деньки. Ты так внезапно сбежала, а у меня бизнес в гору пошёл, подзаебаться пришлось. Да… Ты скажи лучше, когда закинуться собираешься?
— Не переживай, найду подходящий момент.
Я лгу и прикидываю, как сильно похужает Эраст, когда пересечёмся вновь. Хотя казалось бы, его новый круг «серьёзных дядь» вроде как обязывает… Нет, я мало что смыслю в криминале и веществах. Но вытягивать Эраста из дерьма в мои планы точно не входит. Вытащила уже один раз. Пусть каждый загибается в своём иллюзионе.
— Ещё захочешь — приходи, всегда тебе буду рад.
— Непременно, — левое веко у Эраста дёргается в тике, но я сегодня истратила жалость на нечто поважнее. — Что ж, прощай.
— До встречи… — шлёт мне воздушный поцелуй и… называет по имени.
С усилием я доношу палец до значка отбоя.
***