— Родаки не пустили на концерт? — хмыкнул Эраст и, скрипнув зубами, схватился за перевязанную руку.
Протянув ему очередную таблетку, я разоткровенничалась, как клуша случайным попутчикам из яично-потного плацкарта.
Эраст посмеивался. Посмеивался, периодически вытирая проступающую на бинте кровь о мох. Другого ожидать и не стоило, однако, прорезав росистый летний рассвет, события прошедшего дня превратились для меня в отчуждённую массу за точкой невозврата. Умолкнув, я впервые запретила себе вздыхать о былом: о матери, лицее и жиденьких, перехваченных бежевыми резинками хвостиках.
— Какая честь быть спасённым новым вождём революции! — заклокотал Эраст. — Только не клонишь ли ты к тому, что я тебе услугу за услугу должен?
Впервые искренне улыбнувшись, пожала плечами и сорвалась на междометное мычание, представляющее собой нечто среднее между изогнутым «а» и запальным «о».
Через час приехал Эрастов щербатый дружок, и в прокуренном салоне меня долго катали по пригороду, мимо выхолощенных микрорайончиков и тех самых страхолюдских халуп с загаженными газонами.
Адреналин прогретым на мельхиоровой ложке героином вгонял в исступлённо-бессонное состояние, прислонившись к окну, я вслушивалась в исполненный грубых словечек разговор. Пропустив ехидное «ты и в лесных ебенях себе тёлку найдёшь», я наконец получила частичную разгадку личности Эраста.
Замес был в том, что его папаша промышлял некими тёмными делишками. Вчерашним днём, когда батя с сыном «культурно выпивали», Эраст попросился в дело, а батя воспротивился, вспыхнула жуткая ссора. Попытка в назидание изъять у сынка кредитку закончилась членовредительством. Не знаю, к какой весовой категории принадлежал папаша, но ясно было, что истекающий кровью Эраст еле унёс ноги.
Хмельной он не пойми как забрёл к лесу, ухнул в траншею (хорошо хоть, неглубокую и пустую), откуда безуспешно пытался вытащить свою тушу, пока его не нашла крашеная шкетка.
После того, как Эрасту «подравняли косточку» и закатали руку в синий гипс, он, вырубившись от порции мощных анальгетиков, развалился на откинутом заднем сиденье и периодически съезжал к моему плечу. Я в свою очередь жевала любезно принесённый щербатым дружком сандвич, из головы не шла «услуга за услугу». Не это ли есть взаимопомощь? Садиться на Эрастову шею я, конечно, не собиралась, придёт время — расплачусь.
Щербатого же постепенно начала напрягать вся эта ситуация, он растолкал Эраста и велел диктовать новый адрес.
Организовать мне номер в пригородной гостинице труда не составило: на три месяца Эраст оплатил соседние с ним апартаменты под самой крышей небоскрёба. Пронизанные кокосовым освежителем, с лакированной двухспальной кроватью, узким мускатным шкафчиком и примитивным столом с мини-холодильником внизу. Ванная оказалась размером с кладовку в моей бывшей квартире, зато на пластиковой полке рядком были выставлены пузырьки с радужными гелями и две пиалы с сушёными цветами.
— Только не думай, что я тебе проценты натурой отдавать буду, — сразу сказала тогда.
Моя гордость не была ущемлена — я просто воспользовалась положением.
— Да у меня на тебя не встанет, во всяком случае, на трезвую голову, — Эраст вымученно засмеялся и кинул мне ключ-карту. — Считай это благотворительностью.
С того момента наше отщепенство стало общим.
***
Стоит небу очиститься от утренних облаков и дать свободу припекающему солнцу, я надумываю сходить на речку, что в двух километрах отсюда — до назначенного часа успею.
Скоренько переодевшись, я закидываю в драный рюкзак махровое полотенце, бутылку воды с батончиком соевой карамели и, довольная, выхожу из номера.
На этот раз дверь у Эраста нараспашку, а сам он полулежит у косяка с пакетом тающей малины на лице. Молю, не замечай меня. Шагаю к лифту.
— Стоять.
Всё-таки заметил.
Игнорируя, прикладываю палец к значку вызова.
И тут Эраст использует запрещённый приём, позвав меня по имени. Второй или третий раз за всё время.
— Послушай… — голос слабый, но трезвый и смиренно тихий. — Я дам тебе карточку, а ты купишь чудесенку. Пожалуйста. У меня всё кончилось.
Вздыхаю, предчувствуя, что поплавать мне удастся не скоро.
— Я даже названия не знаю, — вяло пытаюсь отмазаться.
— В холодильнике возьми пустую упаковку. Купишь такую же, полную, принесёшь мне, и я тебя не держу. Сам уколы сделаю.
— А тебе не проще сунуть голову в морозильник? — опять раздразниваю, бездумно распустив язык.
— Тогда уж сразу в измельчитель, — Эраст вымученно шепчет, не пытаясь меня обматерить. Похоже, дело реально дрянь.
И я глухо выпаливаю, уколотая то ли жалостью, то ли бременем:
— Хорошо, давай карточку.
— Ты ж не вздумаешь тратить остальные деньги?
Эраст вкладывает мне в ладонь гладкое ребро карты, шершавые пальцы коротко проводят по костяшкам — хмыкаю на это, многозначительно дёрнув лицевой мышцей около носа.
***
— Чем ты раньше увлекалась, детка? Ну, кроме зубрёжки и анархизма, — спросил, когда столкнулись в гостиничном подвальном кафе, пропахшем макаронами и оладьями.