Он похлопал Густаво по плечу и вылез из такси, держа в руках сверток со своей грязной одеждой. Потом он смешался с толпой. Повсюду Эрхард видел детей, которых вели за руку родители, и ему то и дело приходилось кого-то обходить. Он следил за тем, чтобы не сбиться с курса, не очутиться возле сцены, где проходило что-то вроде песенного конкурса. Детишки пели, родители аплодировали. Чуть дальше по улице собралась еще более плотная толпа; выступали танцоры, жонглеры и барабанщики-марокканцы, которые играли на оцинкованных ведрах. Сбоку поставили маленькие киоски, в которых торговали дешевыми мобильными телефонами в прозрачных чехлах и фигурками Кармен – Богоматери Кармельской – всех размеров и форм: русалка Кармен, пышногрудая пляжная девица Кармен, Богоматерь с младенцем на коленях, Кармен с дельфинами. Эрхарду захотелось купить такую фигурку для Ааса. Пусть он сам и не верит ни в защитницу моряков, ни в ее святых угодников, зато в них верит Аас. Он машинально сунул руку в карман, чтобы проверить, хватит ли ему на статуэтку Богоматери, и вдруг вспомнил, что ключи от квартиры и его бумажник остались в полицейском управлении. Прежде чем его завели в камеру предварительного заключения, обыскали и конфисковали все личные вещи. Как он попадет домой?
Стало душно. Эрхард повернул в узкий переулок, надеясь, что там будет меньше народу, но нет, в переулке и вовсе было не протолкнуться, и он зашел отдышаться в какой-то подъезд. Сидя в такси, он на время забыл, какими утомительными выдались последние дни, но теперь его накрыла усталость. Он готов был упасть на пол под лестницей, сдаться здесь и сейчас. Пусть его снова схватят и посадят… Вдруг пальцы нащупали что-то за подкладкой куртки. Он расстегнул молнию внутреннего кармана. Кто-то сунул туда пачку купюр по пятьдесят евро. Озираясь по сторонам, он пересчитал деньги. Шумная улица была переполнена людьми и собаками, но его никто не замечал. Эрхард ничего не понимал. Он насчитал три тысячи евро. Он уже собирался положить пачку назад в карман, когда заметил, что к одной купюре приклеена полоска желтой бумаги – несколько слов, написанных знакомым почерком:
«Уезжайте с острова. Найдите „Лусифию“
Эммануэль Палабрас – преступник и лжец. С какой стати он вдруг помогает Эрхарду? И все же придется принять его помощь. Если он не хочет сидеть за преступление, которого он не совершал, придется принять помощь Эммануэля. Эрхарда обдало жаром; в душе закипал гнев, и в то же время он был в недоумении. С трудом продираясь сквозь толпу, он двигался в сторону квартиры. Больше всего народу собралось у порта; всем не терпелось занять места получше и посмотреть, как Богоматерь Кармельскую отправляют в море. А после этого начнется салют. Эрхард торопливо миновал магазин Силона, не заглянув внутрь. Поскольку ключа от подъезда у него не было, он спустился на подземную парковку и оттуда на лифте поднялся на шестой этаж.
Запасные ключи, как раньше, были приклеены под лестницей.
Прислушиваясь к самым тихим шорохам, он осторожно отпер дверь. Квартира показалась Эрхарду более чужой и опасной, чем прежде. Комнаты выглядели заброшенными; в них пахло осенней землей и каштанами – запахами, распространенными на острове. Он осмотрел гостиную, кабинет, кухню, столовую, которой он никогда не пользовался, потом ванную – самое роскошное помещение во всей квартире – и, наконец, вошел в спальню. Беатрис лежала в той позе, в какой он ее оставил. Он перевернул ее, поменял мочеприемник, поставил на штатив новый пакет с питательной серой субстанцией.
Потом он переоделся, впервые взяв одну из рубашек Рауля из большого платяного шкафа. Надел новые брюки. Собрал сумку, как посоветовал Берналь, точнее, небольшой рюкзак – судя по всему, раньше им пользовалась Би. Он уложил только самое необходимое: рубашку с короткими рукавами, майку, трусы, расческу, зубную щетку, несколько банок консервов и острый нож. Ничего другое в голову не приходило. Сборы казались ему нелепыми; он понятия не имел, куда поедет. Он сядет на паром, но куда направится? Эрхард вспомнил, как почти восемнадцать лет назад собрал сумку и ушел из дома на Фуглебьергвей. И вот он снова бежит. Шаблон – нечто повторяющееся. Почему он так поступает? Почему все пути для него заканчиваются именно так – с дешевым рюкзаком, забитым чем попало, когда он понятия не имеет, где окажется через месяц, через год? Глядя в окно на порт, он вдруг понял: здесь, на Фуэртевентуре, он был счастлив. В бухте сотни судов всех форм и размеров. Дети на резиновых надувных лодках, семьи в шлюпках. На палубе огромной яхты загорали две молодые женщины, а их друзья танцевали позади них – наверное, пьяные или обкуренные. За яхтой виднелся остров Лобос. На подоконнике перед ним высохший кустик базилика; он стал почти черным.
Далекое близкое.
Все как-то неправильно; все не так.