Отшельник

Он никогда не вернется на этот остров. Закончилась жизнь, которую он знает; он будет жить в Марокко или куда еще его занесет, как обычный нищий. Две или три тысячи евро в кармане его не спасут. Он больше не сможет посылать деньги Аннет и девочкам. Придется разорвать с ними все отношения.

Собственная жизнь представилась ему длинным туннелем, который ведет в ад. Жизнь загоняла его в тесное пространство, в узкую, извилистую колею. После бегства на Фуэртевентуру он стал одиночкой, в некотором смысле парией, и все же сохранил остатки достоинства и сил. Теперь он поедет в Африку, лишенный и того и другого. Он будет конченым человеком. Станет белым бедняком, существом еще более нелепым и жалким, чем чернокожий бедняк. У него имелось все для успеха, но он все потерял, растратил, провалил все попытки. Он не имеет права садиться на то судно, но иначе поступить нельзя.

У него нет другого выхода.

Если он останется на Фуэртевентуре, его схватят полицейские. Хотя здешняя правоохранительная система считается относительно справедливой, в суде учтут и его признание, и побег, и нагромождение нелепых случайностей. Даже если ему удастся раскрыть тайну мальчика из картонной коробки и доказать его связь с Беатрис и Алиной.

С какой стати Палабрас его отпускает? Он знает, что Эрхард слишком близко подобрался к правде. Если Эрхард продолжит свое расследование, он обнаружит, что Палабрас, неизвестно зачем, украл собственный груз. В ходе операции погибли люди. Фальшивого Криса Джонса выбросили за борт, когда он попытался помешать угону; возможно, избавились и от Рауля, когда тот заподозрил своего отца в причастности к преступлению. Возможно, Рауля куда-нибудь отвезли и убили, а Беатрис бросили умирать в квартире.

Сначала Палабрас попытался повесить убийство Рауля на Эрхарда, но, может быть, он испугался, что Эрхард расскажет о мальчике и угоне судна, поэтому и решил помочь ему бежать из тюрьмы и с острова? Чем больше Эрхард думал о случившемся, тем больше подозревал, что на «Лусифии» его ждут головорезы Палабраса. Пара крепких рук – и вот Эрхард уже под водой. Труп течением отнесет к мысу Доброй Надежды, и его никогда не найдут. Дело будет закрыто.

Итак, у него есть два выхода: сесть за решетку или утонуть. Эрхард решил рискнуть. Может быть, получится добраться до Агадира, а еще лучше – до Тарфаи, хотя пути туда – четыре или пять часов морем. Но если он каким-то чудом выживет, ему не обойтись без страховки. Страховка не позволит Палабрасу и его подручным похоронить его на дне Атлантического океана. Писать рассказ от руки? На это нет ни сил, ни времени. При его плохом, нескладном почерке дело займет слишком много времени. Может, снова зайти к Солилье? На этот раз можно обойтись без ее молодого друга-журналиста. Солилья наверняка засыплет его резкими, неприятными вопросами, чтобы вытянуть подробности; она наберет достаточно материала для статьи. Разговор с ней тоже займет много времени – а его у Эрхарда нет. Так что лучше всего говорить в видеокамеру. Ему нужна камера поновее, вроде тех, какими его пассажиры снимают пляж и серферов. У Рауля где-нибудь наверняка валяется такая – он всегда обожал технические игрушки, – но Эрхард, скорее всего, не сумеет ее включить. Слишком много кнопок. Так что и от камеры придется отказаться.

Если только…

Он поспешно застегнул рюкзак. Скорее вниз, на улицу! Он и так провел в квартире слишком много драгоценного времени.

А ведь еще нужно позвонить доктору и попросить его позаботиться о Би… и по возможности спрятать ее. Может быть, Мичель с его обширными связями и средствами сумеет увезти ее с острова и поместить в больницу в другом месте? Да… ее можно положить в больницу под именем Ангелины Марипосы, это настоящее имя Алины.

Он снова пересчитал купюры из кармана. Тысячу евро положил на столик рядом с кроватью. Потом схватил телефон и позвонил доктору.

«Отпусти меня».

Впервые за долгое время он услышал голос Беатрис.

Голос такой слабый, что больше напоминал вибрацию.

Он пристально посмотрел на ее неподвижную фигуру. Питательные вещества она получает из пакета. Он спрятал ее и поддерживал в ней жизнь, хотя такое жалкое существование едва ли можно назвать жизнью. Он любит Беатрис, однако все чаще забывает о ней и живет отдельно от нее. Ее тело превратилось в воспоминание, в сувенир из плоти и крови. Она ни жива ни мертва. Теперь она его; она больше себе не принадлежит.

Он понимал, что у него остался единственный выход.

– Ола! – отозвался доктор.

Эрхард не мог говорить. Прижав трубку к уху, он отключил аппаратуру. Но хорошо, что доктор на том конце линии. Он как свидетель, человек, способный поддержать его, сказать, что он все делает правильно. Эрхард слышал дыхание доктора и детский смех у него за спиной. Аппарат ИВЛ пищал, пока Эрхард не щелкнул выключателем. Потом писк прекратился.

– Я слишком ее люблю, чтобы позволить ей жить. Я отключаю аппарат. Вот сейчас отключаю.

– Йоргенсен! – закричал доктор. – Вы не имеете права, черт вас дери!