Отсрочка

— Подожди меня. На столике есть джин и виски. Она открыла дверь туалетной комнаты и исчезла. Гомес подошел к столику и налил себе джина. Грузовики ехали, стекла дрожали. Сара внезапно проснулась и села на кровати. «Сколько же их? — подумала она. — Им нет конца». Тяжелые грузовики, уже с маскировкой, с серыми чехлами и зелеными и коричневыми полосами на капоте, они, должно быть, набиты людьми и оружием. Она подумала: «Это война», и заплакала. Катрин! Катрин! Два года у нее были сухие глаза; и когда Гомес сел в поезд, она не проронила ни слезинки. Теперь же слезы лились ручьем. Катрин! Спазмы приподняли ее, она упала на подушку, она плакала, кусая ее, чтобы не разбудить малыша. Гомес выпил глоток джина, джин ему понравился. Он прошелся по комнате и сел на диван. В одной руке он держал бокал, другой схватил за шею куклу и посадил себе на колени. Он слышал, как в туалетной комнате текла вода из крана, хорошо знакомое тепло поднималось вдоль его бедер, как две гладкие ладони. Он был счастлив, он выпил и подумал: «Я сильный». Грузовики ехали, стекла дрожали, текла вода из крана, Гомес думал: «Я люблю жизнь, я рискую жизнью, я жду смерти завтра, скоро, я ее не боюсь, я люблю роскошь, и я скоро познаю нищету и голод, я знаю, чего хочу, я знаю, за что сражаюсь, я командую, и мне подчиняются, я отказался ото всего, от живописи, от славы, и я доволен». Он вспомнил о Матье и подумал: «Не хотел бы я быть на его месте». Она открыла дверь, под розовым халатом она была голой. Она сказала:

— Вот и я.

— Вот те и на! Черт! — сказала она.

Она провела в туалетной комнате полчаса, моясь и душась, потому что белые всегда не любят ее запах, она подошла к нему улыбаясь и раскрыв объятия, а он спал совсем голый на кровати, зарывшись головой в подушку. Она схватила его за плечо и яростно затрясла.

— Ты проснешься? — прошипела она. — Маленький паршивец, проснешься ты или нет?

Он открыл глаза и мутным взглядом посмотрел на нее. Он поставил бокал на этажерку, положил куклу на диван, неторопливо встал и обнял ее. Он был счастлив.

— Ты можешь это прочесть? — спросил Большой Луи. Служащий оттолкнул его.

— Ты в третий раз меня об этом спрашиваешь. Я тебе уже сказал: тебе надо в Монпелье.

— А где поезд на Монпелье?

— Он отправляется в четыре утра; пока еще не сформирован.

Большой Луи с беспокойством посмотрел на него:

— Как это? Что же мне делать?

— Сядь в зале ожидания и вздремни до четырех. У тебя есть билет?

— Нет, — сказал Большой Луи.

— Ну так пойди возьми. Нет, не сюда! Ну и осел! В кассе, олух.

Большой Луи подошел к кассе. Кассир в очках дремал в окошке.

— Эй! — сказал Большой Луи. Кассир вздрогнул.

— Мне надо в Монпелье, — сказал Большой Луи.

— В Монпелье?

У кассира был удивленный вид; он еще толком не проснулся. Подозрение, однако, закралось в душу Большого Луи.

— Здесь действительно написано Монпелье? Он показал свой военный билет.

— Монпелье, — подтвердил кассир. — Со скидкой с вас пятнадцать франков.

Большой Луи протянул ему сто франков той женщины.

— А теперь? — спросил он. — Что мне делать?

— Идите в зал ожидания.

— А когда поезд?

— В четыре утра. Вы что, не умеете читать?

— Нет, — сказал Большой Луи. Помешкав, он спросил:

— А правда, что будет война?

— Откуда мне знать? В расписании это не написано, так ведь?

Он встал и пошел в глубь кассы. Он делал вид, что смотрит бумаги, но через некоторое время сел, обхватил руками голову и снова погрузился в сон. Большой Луи огляделся, он хотел найти кого-нибудь, кто объяснил бы ему насчет войны, но зал был пуст. Большой Луи сказал себе: «Хорошо, пойду в зал ожидания». Он пересек зал, волоча ноги: ему хотелось спать, ляжки его болели.

— Отстань, я хочу спать, — простонал Филипп.

— Еще чего! — сказала Флосси. — Девственник! Нужно, чтоб ты прошел через все, что принесет мне счастье.

Он толкнул дверь и вошел в зал. Там было полно людей, спавших на скамейках, а на полу много чемоданов и мешков. Свет был унылый; в глубине стеклянная дверь открывалась в темноту. Он подошел к скамейке и сел между двух женщин. Одна из них спала с открытым ртом. Пот катился по ее щекам, оставляя розовые следы. Другая открыла глаза и посмотрела на него.

— Я призван, — объяснил Большой Луи. — Мне нужно в Монпелье.

Женщина живо отодвинулась и бросила на него полный осуждения взгляд. Большой Луи подумал, что она не любит солдат, но все же спросил:

— Разве будет война?